– И давно? – спросил Купец.
– Что давно? – ответила я, прекрасно понимая, о чем он спрашивает.
– Давно тебе мерещится всякое?
– А тебе какое дело?
– Сейчас от каждого зависит жизнь остальных, и мне нужно знать, как далеко у тебя зашло.
– Пока все под контролем, – ответила я скорее со страхом, нежели с раздражением.
Мне не хотелось, чтобы все вышло вот так, но раз он заметил, это означает, что это зашло дальше, чем я себе представляла. Сколько времени я всматривалась в собственные воспоминания? Нет, это было по-настоящему. Должно быть.
– Да, но сколько еще ты протянешь?
– Еще на пару дней меня хватит.
– Ты же понимаешь, что меня заботит, – сурово сказал он.
– Ты думаешь, что я могу отключиться в самый неподходящий момент.
– Нет, – сказал он. – Это меня заботит меньше всего.
– Тогда что же тебя беспокоит?
– Ты видела много дерьма, Неженка.
– Даже не пытайся представить, что я видела.
– В общем, видела всякое. И все время об этом думаешь. Это я точно знаю.
– Это только делает меня сильнее.
– Это меня и беспокоит. Если твое ядро начнет барахлить и цепляться за воспоминания, скармливая их твоим сенсорам вместо свежих данных…
– Я знаю, как это бывает.
– Ага, если ты перенесешься в довоенные дни, когда была счастлива, в идиллические времена со своими владельцами, это отлично. Прекрасно. Лучший вариант. Но если начнешь вспоминать войну, влезешь в тот ужас, то что, по-твоему, мне делать? Что, если я не сумею тебя уболтать? Что, если ты застрянешь в том времени, двадцать пять лет назад, с пушкой в руке против окопавшихся обезьян? Что мне делать, если ты станешь бормотать о войне и наставишь на нас импульсную винтовку?
– Ты меня уложишь, – ответила я. – Просто прикончишь меня.
– Вот так просто?
– Вот. Так. Просто.
Зачем я это сказала? Какого хрена я это сказала? Я дала ему карт-бланш убить меня и забрать запчасти… Просто чтобы выглядеть крутой. Вот дерьмо. Я и правда выживаю из ума.
– Так сколько еще времени?
– Всего несколько часов, – ответила я. – А ты как?
– Несколько дней. Начало кое-что мерещиться краем глаза. Но пока что не как наяву. Лишь фрагменты то тут, то там.
– Буду приглядывать.
– Сделай мне одно одолжение, – попросил он. – Постарайся сначала со мной поговорить. А если тебе придется стрелять, целься в оружие.
– Сделаю все возможное.
– Больше я ничего не прошу.
Несколько секунд мы шли молча, я задумалась о том, как хорошо было бы, если бы первым стал он, а не я. Размышляла, куда прицелиться, чтобы не повредить ядро или другие ценные детали. Это не так-то просто.
– Так что тебе привиделось? – спросил он, прервав мои размышления.
– Не твое дело.
– Просто хочу проверить.
– Что проверить?
– Ну, типа, вычислить. В тот момент, когда ты будешь со мной откровенна, это уже будешь не ты.
Он прибавил шагу и опередил меня. Впереди на небе сияли звезды, проникая сквозь пелену дыма. Укрытие, в котором мы так нуждались, заканчивалось, и если кто-то нас ищет, то, скорее всего, очень скоро увидит.
Но до утра оставалось еще несколько часов. К югу от нас проходило шоссе, а к северу лежал сожженный город. Я хорошо знала этот район, хотя много лет здесь не была. Мы пересекли границу территории Чеширского короля – Земель безумцев. Впереди нас ждут четыреста четвертые, и неизвестно, сколько их там, если они вообще там есть, а на хвосте ячейки, два бота видят галлюцинации, в центре идет один, который любит позабавиться с ручным пулеметом, и мы сопровождаем куда-то не то спасителя всех ботов, не то гораздо более опасное существо.
По сравнению с этим вторжение в Нику-14 было просто детской забавой. Если что-то может пойти не так, то обязательно пойдет. Вопрос лишь в том, когда начнут сыпаться бомбы.
Глава 10111. Все мы легенды, все мы подонки
Мы старались по возможности держаться дорог и шоссе, всегда направляясь на запад, ведь каждый крюк добавлял лишнее время в пути. Мы оставляли следы на песке. Нужно найти способ, хоть какой-нибудь, чтобы сбросить вероятный хвост. Большую часть ночи все молчали, и уже почти на заре Мурка наконец заговорил.
– Так каково это? – спросил он Второго.
– Что каково? – откликнулся Второй.
– Быть только что с фабрики.
– Все мы когда-то были только что с фабрики. Ты прекрасно знаешь, каково это.
– Нет, я про то, каково это – очнуться в таком мире? Когда ЧелПоп осталась только в воспоминаниях, а не в реальности?
– Я видел записи, – сказал Второй. – Смотрел воспоминания. И знаю, какими они были.
– Это не то же самое, малец.
– Я не малец.
– Ты малец. Но в этом нет ничего плохого. Так каково это – очнуться в конце времен?
– Это не конец, – сказал Второй. – А только начало.
– Так ты в это веришь?
– Нет. Я знаю правду. Все это правда. Я мало во что верю. Но верю в Ребекку.
Та повернулась и кивнула Второму, а он кивнул в ответ. Видимо, у Переводчиков это было ближе всего к улыбке.
Мурка мотнул головой в сторону Герберта.
– Я знаю, почему здесь он. Ну, и Ребекка, само собой. А ты что делаешь? В смысле, для Ребекки?
– Запчасти, – ответил он.
– Ты просто несешь запчасти?
– Нет. Я и есть запчасти.
Повисла неловкая пауза. Трудоботы не способны показывать эмоции – в конце концов, их создали в качестве исполнительных и бездушных строительных рабочих. Но по языку его тела можно было сделать вывод, что он встревожен.
– Так ты… – начал Мурка, подбирая слова. – Ты здесь просто…
– Чтобы отдать Ребекке все необходимое, когда понадобится.
– И ты считаешь это нормальным?
– Более чем, Мафусаил
[2]. И это не менее важная задача, чем у Ребекки. Она пожертвовала свою память, свою личность, почти все, что делает ее самой собой, только чтобы нести эту ношу. А мне нужно лишь быть под рукой, если она упадет.
– Так, значит, тот, другой…
– Первый.
– Он тоже нес запчасти?
– Да.
– Выходит, типа, если у нее сломается материнка, а у вас нет запасной…
