Значит, орогены. Ужасно знать, что орогены могут запросто убить стольких людей. За это, догадывается она, их люди и ненавидят.
Ее. За это люди ненавидят ее.
– Зачем он это сделал? – спрашивает она, забывая, что не должна перебивать.
– Действительно, зачем? Наверное, потому, что был немного безумен. – Шаффа наклоняется так, чтобы она могла видеть его лицо, сводит к носу глаза и двигает бровями. Это так неожиданно смешно, что Дамайя прыскает, и Шаффа заговорщически улыбается ей. – Или Мисалем был просто злым. Как бы то ни было, он пошел к Юменесу, послав весть, что уничтожит весь город, если люди не отправят к нему навстречу императора, которого он убьет. Люди были в печали, когда император заявил, что согласен на условия Мисалема, но и вздохнули облегченно – а что еще им было делать? Они не знали, как сражаться с орогеном такой силы. – Он вздыхает. – Но император пришел не один – с ним была женщина. Его телохранительница, Шемшена.
Дамайя тихонько пищит от восторга.
– Наверное, она была действительно лучшая, раз стала телохранительницей императора!
– О, да, она была прославленным бойцом лучшей крови санзе. Более того, она была из функционал-касты Инноваторов, потому изучала орогенов и знала кое-что о том, как работает их сила. Перед прибытием Мисалема она велела всем жителям Юменеса покинуть город. С собой они забрали весь скот и весь урожай. Они даже вырубили и сожгли все деревья и кустарники, сожгли дома, а затем залили огонь, чтобы остались только мокрые угли. Понимаешь ли, такова природа твоей силы – кинетическая передача, сэсунальный катализ. Одной волей горы не сдвинешь.
– Что такое…
– Нет-нет. – Шаффа ласково перебивает ее. – Я многому должен тебя научить, малышка, но вот этому тебя будут учить в Эпицентре. Позволь мне закончить.
Дамайя неохотно подчиняется.
– Скажу так. Часть силы, необходимой тебе, когда ты научишься владеть собой как подобает, берется изнутри тебя. – Шаффа касается ее затылка, как тогда, в амбаре, двумя пальцами прямо над линией роста ее волос, и она чуть подпрыгивает, поскольку при этом словно проскакивает искра, как при электрическом разряде. – Бо́льшая часть, однако, должна браться откуда-то извне. Если земля уже движется или если есть огонь, выходящий на поверхность или близко к ней, ты можешь использовать эту силу. Ты предназначена для использования этой силы. Когда Отец-Земля шевелится, он выпускает столько дикой силы, что, если взять ее, это не повредит ни тебе, ни кому-то еще.
– И воздух не становится холодным? – Дамайя изо всех сил старается быть вежливой, сдержать свое любопытство, но история такая увлекательная! И мысль использовать орогению безопасно, чтобы не причинять вреда, так заманчива! – И никто не умирает?
Она чувствует, как он кивает.
– Когда ты используешь силу земли – нет. Но, конечно, Отец-Земля не шевелится по чужому хотению. Когда поблизости нет земной силы, ороген может все же заставить землю шевелиться, но только если возьмет необходимое тепло, силу и движение из окружающих его предметов. Из всего, что движется или источает тепло – походные костры, вода, воздух, даже камни. И, конечно, из живых существ. Шемшена не могла убрать воздух или камни, но могла – и убрала – все остальное. Когда они с императором встретились с Мисалемом у обсидиановых врат Юменеса, они были единственными живыми существами в городе, а от города остались одни стены.
Дамайя восторженно втягивает воздух, пытаясь представить Палелу пустой, без единого кустика или козленка, но это было свыше ее сил.
– И все просто… ушли? Потому, что она сказала?
– Ну, вообще-то император приказал, но да. Юменес в те дни был куда меньше, но все равно это было большое дело. Но либо так, либо позволить чудовищу взять всех в заложники. – Шаффа пожимает плечами. – Мисалем утверждал, что не хочет сам стать императором, но кто бы в это поверил? Человек, который угрожает городу, чтобы получить то, что хочет, ни перед чем не остановится.
Это имело смысл.
– А он не знал, что сделала Шемшена, прежде чем добрался до Юменеса?
– Нет. Все было сожжено до его прибытия, люди ушли в другом направлении. Так что, когда Мисалем встретился с императором и Шемшеной, он потянулся за силой, чтобы уничтожить город, – и почти ничего не нашел. Нет силы – город не уничтожить. И пока Мисалем барахтался, пытаясь вытянуть то немногое тепло, что было в воздухе и земле, Шемшена вонзила стеклянный кинжал в торус его силы. Это не убило его, но отвлекло достаточно, чтобы разрушить его орогению, а с остальным Шемшена разделалась своим вторым кинжалом. Так было покончено с величайшей угрозой Древней империи Санзе – вернее, Экваториального объединения Санзе.
Дамайя дрожит от восторга. Она давно не слышала такой прекрасной сказки. Но ведь это правда. Это даже лучше! Она робко улыбается Шаффе.
– Мне понравилась эта сказка.
К тому же он отличный рассказчик. У него такой низкий бархатный голос. Она прямо-таки видела все это, пока он рассказывал.
– Я так и думал, что тебе может понравиться. Так, понимаешь ли, и появились Стражи. Как Эпицентр является орденом орогенов, так мы – орден, который наблюдает за Эпицентром. Поскольку мы знаем, как и Шемшена, что при всей своей чудовищной силе вы не неуязвимы. Вас можно победить.
Он гладит руку Дамайи, лежащую на луке седла, и она уже не ежится, но и сказка ей уже не так нравится. Пока он ее рассказывал, она воображала себя Шемшеной, отважно выступающей против ужасного врага и побеждающей его при помощи хитрости и искусства. Но с каждым шаффиным вы и вас она начинает понимать: он видит в ней не будущую Шемшену.
– И потому мы, Стражи, обучаемся, – продолжает он, возможно, не замечая, как притихла она. Теперь они в самом сердце расколотой земли. Острые, зазубренные скалы, высокие, как дома в Бреварде, обрамляют дорогу по обе стороны, насколько видит глаз. Кто бы ни строил эту дорогу, ему пришлось вырезать ее из самой земли.
– Мы обучаемся, – продолжает он, – как делала Шемшена. Мы изучаем, как работает сила орогении, и ищем способы обратить это знание против вас. Мы высматриваем среди вас тех, кто может стать будущими Мисалемами, и уничтожаем их. Остальных мы опекаем. – Он снова наклоняется, чтобы улыбнуться ей, но на сей раз Дамайя в ответ не улыбается. – Теперь я твой Страж, и мой долг сделать так, чтобы ты была полезна, но не опасна.
Когда он выпрямляется и замолкает, Дамайя не просит его рассказать еще сказку, как могла бы. Ей больше не нравится то, что он рассказал. И внезапно она каким-то образом понимает – он и не хотел, чтобы сказка ей понравилась.
Молчание продолжается и тогда, когда рваная земля потихоньку выравнивается, затем переходит в зеленые покатые холмы. Здесь ничего нет – ни ферм, ни пастбищ, ни лесов, ни городков. Судя по некоторым признакам, люди тут когда-то жили – она видит вдалеке поросшие мхом развалины чего-то вроде силосной башни, если они бывают размером с гору. И другие строения, слишком правильные и зазубренные, чтобы быть природными, слишком развалившиеся и странные, чтобы узнать. Руины, понимает она. Руины какого-то города, погибшего много-много Зим назад, потому от него так мало и осталось. А за руинами смутно виднеющийся на фоне затянутого облаками неба мерцает, медленно вращаясь, обелиск цвета грозовой тучи.
