– Да неужто? – Он тычет ее в грудь большим пальцем. – Никаких любовных дел на борту – это мой принцип. Как только мы поднимем паруса, мы даже перестанем быть друзьями. Только как я сказал – иначе мы погибнем. А ты оспариваешь все, Сиенит, а на море для этого нет времени.
Это… это не назовешь нечестным. Сиен неуютно топчется.
– Я могу подчиняться приказам беспрекословно. Земле ведомо, я долго это делала. Иннон… – Она набирает в грудь воздуха. – Во имя Земли, Иннон, я сделаю все, чтобы на время убраться с этого острова.
– А это другая проблема. – Он подходит ближе и понижает голос. – Корунд – твой сын, Сиенит. Неужели ты ничего к нему не чувствуешь, раз все время пытаешься удрать от него?
– Я уверена, что о нем позаботятся. – Это так. Корунд всегда чист и сыт. Она никогда не хотела ребенка, но теперь, когда он у нее есть, когда она держала его на руках, кормила и все такое… у нее появилось чувство выполненного долга, возможно, и разочарованной благодарности, поскольку они с Алебастром все же умудрились произвести на свет чудесного малыша. Она иногда смотрит на его личико и дивится тому, что он существует, что кажется таким здоровеньким и нормальным, хотя между его родителями нет ничего, кроме горечи и надлома. Кого она обманывает? Это любовь. Она любит сына. Но это не значит, что она желает весь день торчать при нем, ржавь побери.
Иннон качает головой и отворачивается, вскидывая руки.
– Ладно! Ладно, нелепая женщина! Теперь пойди и сама скажи Алебастру, что мы оба уходим.
– Хоро… – Но он уже ушел, поднялся по трапу и спрыгнул в трюм, и она слышит, как он на кого-то орет за что-то, но не понимает, поскольку ее уши не разбирают этурпика, когда у него такое эхо.
Тем не менее она слегка подпрыгивает, сбегая по трапу, и машет рукой остальным членам команды, словно извиняясь, а они стоят со слегка удивленным видом. Затем она направляется в общину.
Алебастра нет дома, а Корунда нет у Селси, которая чаще всего нянчится с малышами всей колонии, когда их родители заняты. Она поднимает брови, когда заглядывает Сиен.
– Он сказал «да»?
– Он сказал «да». – Сиенит невольно расплывается в улыбке, и Селси хохочет.
– Готова поспорить, больше мы тебя не увидим. Волны ждут лишь сетей. – Сиенит догадывается, что это какая-то миовитская пословица, что бы она там ни значила. – Алебастр снова наверху, вместе с Кору.
Снова.
– Спасибо, – говорит она и качает головой. Странно, что у ее ребенка еще не прорезались крылья.
Она поднимается по ступеням на самую верхотуру острова, переваливает через первый подъем – и вот они, сидят на одеяле возле обрыва. Кору при ее приближении поднимает голову, улыбается и показывает на нее. Алебастр, который, должно быть, ощутил ее шаги на лестнице, даже не оборачивается.
– Иннон наконец берет тебя с собой? – спрашивает он, когда Сиенит подходит достаточно близко, чтобы услышать его тихий голос.
– Угу. – Сиенит садится на одеяло рядом с ним и раскрывает объятия Кору, который переползает с колен Алебастра к Сиенит. – Знай я, что ты уже знаешь, я бы сюда не полезла.
– Это догадка. Обычно ты не приходишь сюда с улыбкой на лице. Я понял, что-то случилось. – Алебастр наконец поворачивается и смотрит на Кору, который стоит у нее на коленях, отталкиваясь от ее груди. Сиенит рефлекторно поддерживает его, хотя он сам прекрасно держит равновесие, несмотря на неровность ее колен. Затем она замечает, что Алебастр смотрит не только на Корунда.
– Что? – хмурится она.
– Ты вернешься?
И это совершенно неожиданно заставляет ее опустить руки. К счастью, Кору овладел искусством стояния у нее на коленях, что и делает, хихикая, пока она смотрит на Алебастра.
– Почему ты… Что?
Алебастр пожимает плечами, и лишь тогда Сиенит замечает складку у него между бровями и затравленный взгляд и лишь тогда понимает, что пытался сказать ей Иннон. Словно усиливая это, Алебастр говорит с горечью:
– Больше тебе не нужно быть со мной. Ты получила свою свободу, как и хотела. И Иннон получил, что хотел – ребенка рогги, который позаботится об общине, если с ним что-то случится. Он даже уговаривал меня обучить его лучше, чем мог бы Харлас, поскольку знает, что я не уйду.
Огонь подземный. Сиенит вздыхает и отводит ручонки Корунда. Это больно.
– Нет, жадный малыш, у меня больше нет молока. Успокойся. – И поскольку личико Корунда сразу же кривится от горя, она привлекает его к себе, и обнимает, и начинает играть с его ножками, что обычно хорошо отвлекает его до того, как он возбудится. Срабатывает. Похоже, малыши невероятно увлечены собственными пальчиками, кто знает? Поскольку ребенок занят собой, она может сосредоточиться на Алебастре, который снова смотрит на море, но находится на грани срыва.
– Ты мог бы уйти, – говорит она, указывая на очевидное, поскольку всегда так вела себя с ним. – Иннон и прежде предлагал отвезти нас на континент, если мы пожелаем. И если мы не наделаем глупостей – например, не устроим землетрясения перед толпой народу, мы могли бы организовать себе достойную жизнь где-нибудь.
– Мы и тут достойно живем. – Его трудно слышать за ветром, но все же она понимает, о чем он на самом деле хочет сказать. Не покидай меня.
– Ржавь ржавская, Бастер, да что с тобой? Я не собираюсь бросать вас. – По крайней мере сейчас. Но плохо, что они вообще об этом заговорили, не стоит усугублять. – Я просто отправляюсь туда, где могу быть полезна…
– Ты полезна здесь. – Теперь он поворачивается и смотрит на нее в упор, и те боль и одиночество, что проступают из-под маски гнева на его лице, беспокоят ее больше, чем гнев.
– Нет. – И когда он открывает было рот для протеста, она перебивает его. – Нет. Ты сам сказал – теперь для защиты Миова есть десятиколечник. Не думай, что я не замечала, что все время, пока мы здесь, не было даже малейшего глубинного шевеления в пределах моей чувствительности. Ты успокаивал все вероятные угрозы задолго до того, как Иннон или я могли это почувствовать… – Но она осекается, видя, как Алебастр качает головой, и улыбка на его лице сразу же заставляет ее почувствовать себя не в своей тарелке.
– Это не я, – говорит он.
– Что?
– Я уже с год ничего не успокаиваю. – И затем он кивает на ребенка, который теперь тщательно рассматривает пальцы Сиенит. Она смотрит на Кору сверху вниз, а тот снизу вверх смотрит на нее и улыбается во весь рот.
Корунд – именно то, что надеялся получить Эпицентр, спаривая ее с Алебастром. Он мало что унаследовал от внешности Алебастра, будучи лишь на тон смуглее Сиен и с волосами, которые уже превращаются из детского пушка в настоящий пепельный «ершик». Поскольку это у нее предки санзе, так что это не от Алебастра тоже. Но что Кору унаследовал от отца, так это всеобъемлющее ощущение земли. Сиенит прежде никогда не приходило в голову, что ее ребенок может быть способен не только сэссить, но и успокаивать микротолчки. Это не инстинкт, это мастерство.
