Она потрясающе улыбнулась мне:
— С каждой минутой вы начинаете нравиться мне все больше и больше, Рик Холман!
— Все дело в стиле, — согласился я. — Это удается немногим. Сколько вам лет, Клаудиа?
Она бросила на меня быстрый взгляд, и уголки ее губ слегка дрогнули.
— Тридцать четыре. Вы почти испортили начало прекрасной дружбы.
— Вы не выглядите ни на день старше тридцати трех, — сказал я. — Волшебные тридцать три года: полная зрелость и красота женственности, которая появляется от совершенствования природных качеств благодаря долгому ученичеству у настоящих мужчин.
— Я надеюсь, вы не пользуетесь этим методом с каждой девушкой? — спросила она, медленно двинувшись к бару. — Страшно подумать, что весь этот поток слов может излиться на какую-нибудь идиотку, которая с утра до вечера продает лифчики старым разжиревшим бабам!
— Вы единственная и неповторимая Клаудиа Дин, — продолжал я в том же тоне. — Я смотрел все ваши фильмы, но не помню ни одного сюжета. Помню только, как вы выглядели — одетая и раздетая, всю вашу фигуру во весь рост, анфас и в профиль.
Она уселась по другую сторону стойки бара, внимательно посмотрела на меня и медленно улыбнулась:
— Никогда еще не встречала поклонника, который бы так точно выражал свои мысли. Мне это нравится, Рик!
— Можно выразиться и по-другому, — сказал я. — Я уже давным-давно покорен вашей красотой — с тех пор как увидел первый фильм, в котором вы появились. Так что понравиться мне больше, чем вы мне нравились всегда, вам вряд ли удастся. Лучше расслабьтесь и, если хотите, снимите свой поясок.
Она медленно подняла бровь, что уже само по себе было достаточно красноречиво, укоризненно посмотрела на меня своими широко раскрытыми фиолетовыми глазами, и ее нижняя губа слегка дрогнула.
— Ну-у, Рик, — произнесла она низким голосом, — что за ужасные вещи вы говорите!
— Вы могли бы сыграть и получше, — уважительно отозвался я. — Однажды я видел — и даже крупным планом! — как у вас из уголка глаза выкатилась слезинка...
— Вы ублюдок! — хихикнула она. — Я рассчитывала на то, что повалю вас на ближайшую кушетку, и все бы уладилось за тридцать страстных минут!
— Уверен — Эрл думает, что как раз это тут сейчас и происходит, — сказал я. — Как вы считаете, это будет его волновать?
— С его точки зрения, это меньшее из двух зол. — Она подняла рюмку. — Кроме того, ему тоже стоит преподать урок в искусстве беспрестанных супружеских измен.
— К сожалению, у меня буквально все болит, — признался я. — Но прошлой ночью было избито не только мое тело. Гораздо серьезнее было уязвлено мое самолюбие, да еще таким странным способом. Больше всего на свете, черт побери, мне хотелось бы разобраться, в чем тут дело.
— Это единственное, чего я никак не могу понять, — серьезно сказала она. — И никто не смог бы: вы видели, как ваш рассказ поверг бедного Эрла в полную прострацию? Но все остальное я, наверное, смогу объяснить. — Она пожала плечами. — Что поделаешь, приходится объяснять, я ведь замужем за этим уродом уже больше года!
— Я, как всегда, надеюсь и терпеливо жду, — скромно заметил я. — Вы помните ту костюмированную киношку “Рабыня султана”, в которой снимались в молодые годы? Вы там сбрасывали с себя всю одежду. К сожалению, спиной к камере! Я видел ее три раза в трех разных кинотеатрах, надеясь увидеть вариант, где вы поворачиваетесь к камере лицом.
Она чуть не поперхнулась водкой.
— Никогда не забуду этой сцены! Как только это было снято, откуда-то вылетела проклятая пчела и ужалила меня в правую.., щечку. Я потом неделю сидеть не могла!
— Так какую же, черт возьми, выгоду кто-то — и я предполагаю, что это Эрл Рэймонд, — пытается извлечь из похищения Дочери? — резко спросил я.
— Вы, должно быть, читали о нас с Эрлом? Он был женат на одной женщине двадцать лет, и все эти годы пресса трубила об их безмятежном счастье. Потом он встретился со мной, роковой женщиной, которая совратила его и увела от верной супруги. Никто не удосужился упомянуть, что его первая жена была сукой и он стал жить отдельно от нее еще за три года до того, как встретил меня.
— Итак?
— Итак, из-за этой вонючей кампании, раздутой газетчиками, все козыри остались у нее на руках. За развод она запросила чуть ли не полцарства в придачу! Эрл был вовсе не расположен к торгу, поэтому он дал ей все, что она пожелала.
— Включая соглашение — видеть свою дочь только три недели в году до достижения ею двадцати одного года?
— Это ему кишки узлом завязало с того дня, как мы поженились, — сказала она. — Попытаться объяснить эту дурацкую ситуацию, Рик, не так-то легко. Давайте я вам сначала расскажу кое-что о его дочери.
— Можно, — согласился я. — Я никуда не тороплюсь.
— Чарити была испорчена ими обоими, начиная с того дня, как она родилась. Когда брак распался, она посчитала, что Эрл бросил ее, а не ее мать. Поэтому через три месяца она ушла из дома. Ее мать была слишком напугана, чтобы рассказать Эрлу, что случилось. Можете себе представить, как он был шокирован, когда она заявилась на свой ежегодный трехнедельный визит — в таком виде!..
— Ну, как же она выглядела? — терпеливо спросил я.
— Он открыл входную дверь и увидел на крыльце двух хиппи. Они были замызганы донельзя: на ней было рваное ситцевое платье и нитка бус, на парне — то же самое. Правда, у него имелась еще длинная спутанная борода. Я думаю, для того, чтобы можно было определить его пол. Чарити сказала отцу, что его зовут Джонни и что она притащила его с собой на свое ежегодное посещение, так как им захотелось попробовать, хорошо ли спится в кровати. Думаю, до этого они прекрасно обходились без нее. Эрла чуть удар не хватил, но, когда она рассказала, как провела последние несколько месяцев после того, как убежала из дома, ему стало еще хуже. Он понял, что у него нет другого выхода, кроме как впустить их обоих — Чарити отказывалась остаться без своего дружка.
— Где теперь Джонни?
— Смылся неделю назад. Заявил Чарити, что она стала мещанкой, и они поссорились. Примерно в это время Мэри вернулась из Биг-Сура и прожужжала нам о нем все уши, каждый вечер добавляя в свое описание все новые и новые подробности. Ее рассказы так заинтересовали Чарити, что однажды вечером она заявила, что это все очень здорово и что, наверное, подобная терапия могла бы помочь и ей. Тогда Эрлу и пришла в голову блестящая идея.
— Мне надо налить еще, — сказал я. — Меня нервирует даже сама мысль о том, что Эрлу пришла в голову блестящая идея.
— Я отреагировала точно так же, — мрачно сказала она. — И оказалась права! Эрл с помощью Мэри устроил ее в Биг-Сур на двухнедельную интенсивную терапию, а потом связался со своим менеджером Дэнни Малоуном и попросил его организовать все остальное. — Она медленно покачала головой. — С самого начала я говорила ему, что это безумная затея и что он сошел с ума, если думает, будто это ему поможет. Но он ничего и слушать не хотел.
