– Значит, и проклятие может отличаться, – резюмировал он. – Интересно, что ты сравнила это с текстом.
– Почему?
– Потому что каждый раз, когда они появляются, мне кажется, что я слышу шепот. Он почти неразличим, я не могу разобрать слов, но… почти уверен, что слышу его.
– Слова проклятия? – предположила я, переводя взгляд на как всегда наглухо застегнутый воротник рубашки.
Одна линия уже поднималась немного выше воротника, и кожа вокруг нее тоже была красной и воспаленной. Да, побег из дворца обошелся ему дорого, а скоро Нергард и вовсе не сможет прятать линии под одеждой. Я попыталась представить, сколько еще осталось места для разрастания рисунка: шея, голова, кисти рук…
– А эти… буквы… они везде? – уточнила я. – На ногах тоже?
Он кивнул и как будто понял, к чему я веду:
– Доходят примерно до середины голени… То есть, доходили. Скоро станет негде писать новый текст.
– И тогда вы снова все забудете?
На этот раз Нергард пожал плечами.
– Наверное. Я не знаю. Потеря памяти – не худший возможный вариант. Проклятие может оказаться и смертельным. Особенно учитывая предсказание Аганарета и то, что ты уже пришла.
Я прикрыла глаза и тяжело сглотнула, вновь как наяву слыша слова Соланж: «Знаешь, ты ведь погубишь его». Можно было сколько угодно утешать себя тем, что я не доносила на Нергарда, но это не меняло того факта, что если бы не я, его не арестовали бы. Я увидела его с Ведьмой и рассказала Охотнику. Без меня всего этого не случилось бы. Так что в том, как разросся его рисунок, виновата тоже я.
Это надо остановить! Если для этого нужно убить Белую Ведьму, то пусть так, кем бы она ни была.
Я открыла глаза, снова посмотрев на пока еще едва заметный шрам над воротником рубашки, потянулась к нему рукой, но тут же остановила себя и прежде поинтересовалась:
– Можно?
Нергард кивнул, сам проворно расстегнул пуговицы примерно до середины ряда и оттянул край в сторону, демонстрируя часть груди и правого плеча. Здесь воспаленной кожи было больше, как будто большую часть нового текста проклятие написало именно тут. Где-то рядом должен был остаться шрам от стрелы, которая предназначалась мне, но его не было видно.
Рука снова потянулась к Нергарду, коснулась горячей кожи, скользнула в сторону. Ничего, только шершавые бороздки линий да покраснение.
– От вашей раны не осталось и следа, – удивленно заметила я.
Нергард едва заметно прищурился.
– Разве не тебя я должен за это благодарить?
– Что вы имеете в виду? – не поняла я.
– Доктор, приходивший перевязать меня тогда, сказал, что рана не выглядит только что нанесенной. Как будто ее уже какое-то время лечили. И потом все заживало необычно быстро. Я почему-то думал, что благодаря тебе.
Я едва заметно качнула головой и пожала плечами, отчего уже едва державшийся на них плед скользнул вниз. Не удержавшись, я снова провела кончиками пальцев по его груди, едва касаясь. Нергард не остановил меня и не отстранился, и в голове моей на секунду помутилось, иначе я не могу объяснить, почему вдруг потянулась к воспаленной и, вероятно, все еще болезненной коже губами. Как будто поцелуем могла излечить ее.
Нергард шумно выдохнул, прошептав мое имя, и помутнение прошло. Мне вдруг стало очень стыдно за свой порыв. Я уткнулась лбом в плечо Нергарда, чувствуя, как лицо заливает жаром.
– Простите, милорд…
Он же сказал, что ничего не почувствовал, так зачем же я лезу к нему? Ответ был прост: я почувствовала. И мне хотелось чувствовать это снова и снова. Касаться его, ласкать пальцами и губами, надеясь вызвать ответные эмоции. Хотелось прижаться к нему и греться в объятиях. И с полным правом вдыхать запах его кожи, а не украдкой, как я это делала сейчас, чувствуя себя мелким воришкой.
Нергард погладил меня по голове, потом запустил пальцы в волосы, прижался губами где-то за ухом.
– Не извиняйся, – тихо попросил он. – Мне было приятно. Моему телу приятны твои прикосновения. Это душа моя выжжена и не может любить тебя так, как ты того заслуживаешь.
– Не говорите так! – возмутилась я, садясь прямее. Стыд куда-то мгновенно делся, и я снова посмотрела лорду в глаза. – У вас прекрасная душа, милорд, это всем очевидно. Она сияет ярче, чем этот кристалин. Вы хороший хозяин, заботливый опекун и верный друг.
– Но не мужчина, – с горечью усмехнулся он. – Раз не в состоянии полюбить женщину, даже когда хочу этого. Если верить советнику, так было всегда. Даже до того, как меня прокляли.
– Да к Сумрачному этого советника, милорд!
Я понятия не имела, кто такой Сумрачный, но Охотник поминал его время от времени, и я как-то подцепила.
Нергард поморщился.
– Не называй меня так. «Милорд» – это для всех. Сейчас я хотел бы иметь имя только для того, чтобы ты могла меня им называть.
– Я все еще могу называть вас «Трой», – улыбнулась я. – Хотите?
Он рассмеялся, но как-то невесело, и кивнул.
– А хочу. И еще хочу, чтобы ты перестала выкать. Хотя бы так не отгораживайся от меня.
– Как скажешь… Трой.
На этот раз его улыбка выглядела искренней. Я снова не удержалась: погладила его по щеке. Он же сказал, что ему приятно, так почему я должна отказывать себе в удовольствии?
Нергард перехватил мою руку, прижал ее к своим губам, не отрывая при этом взгляда от моих глаз. На его лице появилось сомнение, но он тяжело сглотнул и отринул его: потянулся к моим губам, коснулся их в осторожном поцелуе, снова пробуя на вкус.
В груди моментально вспыхнул огонь, упал в живот горячим тяжелым сгустком, заставляя желать притянуть Нергарда к себе, углубить поцелуй, сделать его более яростным и надеяться, что хотя бы это растопит его лед, но я сдержалась. Позволила ему управлять процессом и лишь не сдержала огорченный вздох, когда он отстранился.
– Это странно, – пробормотал Нергард. – Я все еще ничего не чувствую, но уже схожу с ума при мысли, что где-то там ты можешь принадлежать другому. Просто не помнить сейчас о нем.
Я улыбнулась, снова заглядывая ему в глаза и обнимая за шею.
– Что бы ни было где-то там, это больше не имеет значения. Важно только, что есть здесь.
В тот момент я искренне верила в это, но если бы я только знала, как сильно ошибаюсь.
Глава 22
Как ни странно, но после столь экстремальной поездки никто из нас не свалился с лихорадкой. Хотя я, кажется, предприняла такую попытку: мне было нехорошо всю ночь, кидало то в жар, то в холод. Я металась в постели, одолеваемая кошмарами, и утром с трудом смогла выпутаться из одеяла и простыни, но, несмотря ни на что, чувствовала себя вполне бодро.
