– Какая инструкция?
– Если в плен попадаем, должны делать всё, лишь бы жизнь сохранить. На все вопросы отвечать, любой обмен предлагать.
– Обмен? Мы можем обменять тебя на нас?
Пленник задумался, затем ответил неуверенно:
– Не знаю. Я бы, для вида, согласился. А там пустил сонный газ. Но я не уверен, я в этом не спец.
– А почему не уверен?
– Тут корабль, тут правила построже. Никто никогда вот так на корабле не делал. Мясу… Простите, пленникам не разрешают лишнее рассматривать. Секретность сплошная. А вы, получается, весь отсек теперь знаете. На суше с этим проще, а тут за секретность трясутся. Строгие очень порядки. Нет, не выпустят таких, побоятся, что начальство взбеленится. Да я вообще не понимаю, почему сюда газ до сих пор не пустили.
– Разве не вы должны были пускать? Ты и твой напарник?
– Нет, конечно. Нас послали вход контролировать, так при биологической тревоге полагается. Газ пускают из центра.
– Центра?
– Место, откуда всё контролируется. Это в герметичной части, на корме. Там есть отсек наблюдения, в нём мониторы показываю картинки с камер. Мяс… то есть, пленники, это опасный груз. Никогда не знаешь, что выкинуть могут. У вас ведь у всех ненормальные способности. На фермах пленных местные проверяют, типа живых детекторов правды.
– Ты о ментатах?
– Да, так местные их называют. Но на кораблях запрещено держать персонал из местных. Даже вспомогательный запрещено.
– Но Бабника вы на борт пропустили.
– Бабника?
– Местный тип, под которого мой товарищ маскировался, чтобы вы дверь открыли.
– А, этот… Так ему никуда, кроме носа, доступа не было. И всегда с кем-то, одному перемещаться запрещено. Он вроде пассажира, которому не очень доверяют. Тут всё под контролем, весь отсек в точечных камерах, на мониторах в отсеке наблюдения видно, что здесь происходит. Я понять не могу, почему до сих пор не поднялась тревога.
– Я правильно понимаю, нас сейчас видно? – встрял Шуст.
– Поднимите голову. Если увидите на потолке или под ним черную точку, это камера точечная. Всё просматривается круглые сутки. Если пленные что-то задумают, об этом мгновенно узнают.
Чак врезал в челюсть начавшему шевелиться второму внешнику и задумчиво заявил:
– Я тоже не понимаю, почему сюда отряд спецназа до сих пор не прибежал. По-любому тянуть время нельзя.
– Верно, – кивнул Шуст. – Нам везет, почему-то они еще не просекли, что происходит. Но это везение может закончиться в любую секунду.
– Выскочим и за борт попрыгаем, может и камеры по бортам нас не распознают, – предложил Чак.
Карат покачал головой:
– Там не человек следит, автоматика. Даже если на этом корабле со всей системой что-то не так, со второго засекут, он ведь рядом. Слишком рискованно, в воде мы ничего против них не сделаем.
– Ну и что тогда делать? Так и ждать, когда тут каша завертится?
– Есть идея… – задумчиво протянул Карат. – Но она маленько того… бредовая.
– Да тут сплошной бред, валяй давай, – сказал Шуст.
– Минуту, – попросил Карат и вновь склонившись над пленником спросил: – Сколько людей сейчас делом заняты и где они?
– Вахтенная команда – двадцать восемь человек, включая нас. Пятеро на мостике, они в костюмах, остальные в закрытых отсеках. Тут всё автоматизировано, или управляется оттуда, дистанционно. И сам корабль, и вооружение, и аппаратура вся. Даже беспилотники запускаются сами, из кормовой катапульты, их только принимать вручную надо.
– Мостик, это там, где окна большие?
– Да. Рубка или мостик, и так и так называть принято.
– Как на него попасть?
– В надстройке все двери, которые впереди, выводят к лестницам. На мостик надо вверх. Лестницы, которые вниз ведут, почти все выводят к главному шлюзу. Это основной вход в закрытые отсеки.
– При тревоге команда из него выскакивает?
– Если надо – да.
– Еще выходы из герметичных отсеков есть?
– Шлюзовой на корме, он под грузы приспособлен, но и люди пользоваться могут. Еще два аварийных люка ближе к середине, но они без шлюза, разгерметизация и заражение отсеков пойдет, если открыть.
– Корабли бронированные?
– Конечно. Специально под местные условия сделаны, борта держат любой пулемет и малокалиберную пушку. Надстройки защищены хуже, но самые важные точки и там прикрыты.
– Из носовой пушки можно пробивать такую броню?
– Там тройками идет заряжание ленты: фугасный, бронебойно-зажигательный и подкалиберный. Фугасный не знаю, а остальные такую броню шьют, как старую тряпку.
– А что в трубах по бортам?
– Постановка дымов и газовых завес, противокорабельные ракеты, плюс сброс глубинных бомб и буйков акустической разведки.
– А глубинные бомбы зачем? – удивился Карат. – Вы тут что, с подводными лодками воюете?
– Нет, конечно. Некоторые существа хорошо плавают и ныряют, против них хорошо работает.
– Понятно. Башня с пушкой не выглядит автоматизированной. Она вручную управляется?
– Почему? Там, как везде, механика, всё дистанционно. Но можно и на ручной режим перейти, там несложно переключаться.
– Башню можно развернуть на сто восемьдесят градусов? В смысле – назад?
– Вы хотите обс. трелять корабль?!
– Я хочу содрать с тебя костюм, если ты еще раз начнешь вопросы задавать, вместо того, чтобы быстро и по существу отвечать.
– Извините. Я не артиллерист, но проходил обучение, как и все. Расстрелять свой же корабль не получится. Там ограничение по развороту башни и наклону стволов. «Защита от дурака».
– А есть другое оружие, чтобы по себе шарахнуть? Нам надо устроить заваруху, при которой всем станет не до нас. Мы просто хотим уйти.
– Я понимаю, но нет, не получится. Башню да, вручную можно, но стрелять по кораблю не сможете. А с ракетами вы ничего не сделаете. Если сможете захватить мостик, там шкаф с оружием. Но это простое стрелковое и легкие гранатометы, ничего серьезного вы с таким не сделаете.
Карат помолчал несколько секунд, после чего подытожил:
– Мы должны сделать так, чтобы оба корабля получили такие проблемы, при которых им дела до нас не будет. И пока переполох не уляжется, надо успеть отсюда свалить. И да, нас прямо сейчас видят через камеры. Не знаю, почему до сих пор не поставили на уши всю команду, но это может случиться в любой момент. Такой вот у нас расклад получается.
– Но у тебя ведь уже есть какой-то план? – вкрадчиво уточнил Шуст. – Ты перед этим что-то говорил про идею. Про бредовую идею.
