И если для этого понадобится стать плохой, стать хуже, чем я есть, то теперь я согласна.
Та Вера из прошлого никогда бы не решилась на этот шаг. Я смотрю в витрины магазинов, и в отражении вижу совсем другую себя. Я словно в зазеркалье, где все наоборот, а значит, я могу решиться на поступок, который раньше сочла бы безумным.
Я захожу в лобби отеля, где все искрит и переливается, совсем как в том отеле на Кипре. Медные звезды на фасаде снова выстроились шеренгой.
— Добрый день, хотите снять номер? — спрашивает с ленцой в голосе девушка на рецепции.
Она профессионал, но, тем не менее, даже она не может сдержаться от того, чтобы не окинуть меня пренебрежительным взглядом с головы до ног. Разве у такой, как я, не накрашенной и с уложенными сырым ветром волосами, может быть достаточно средств для того, чтобы снять номер в таком отеле?
— Для меня забронирован номер, — произношу я.
— Правда? — все с тем же сомнением улыбается девушка. — На чье же имя?
Я заставляю себя произнести это имя. Не думала, что будет настолько сложно.
— Марк Бестужев.
Девушка меняется в лице. На смену усмешке приходит испуг. Пальцы порхают над клавиатурой, и за эти долгие секунды я успеваю несколько раз умереть.
Если сейчас мне откажут, то идти мне будет некуда.
— Ваша карта от люкса. Десятый этаж. Добро пожаловать в отель «Кристалл».
Смотрю на ключ-карту на стойке и снова учусь дышать. Беру ее ледяными пальцами. В ушах шумит от того, с каким ревом несется по венам кровь, ведь сердце колотится так сильно, что его, наверное, слышно даже на десятом этаже.
Прозрачный лифт бесшумно взмывает к небу. Только один мужчина научил меня летать наяву. И он только что снова сделал это, пусть и на расстоянии.
Марк остался на Кипре, а я обещала ему вернуться. Нужно успокоиться и все взвесить, пересчитать, в конце-то концов, доступные мне средства.
И сделать выбор.
Золотистые двери лифта раскрываются передо мной на десятом этаже. Я выхожу из кабины на негнущихся ногах и издали, тут же, замечаю нужную мне дверь.
На ручке висит табличка «Не беспокоить».
Мне приходится остановиться. При виде таблички на двери я снова задыхаюсь от паники.
Почему она там висит? В номере кто-то есть?
Марк, стучит в голове набатом его имя. Что если Марк здесь и что если он… не один? Не перегибаю ли я с доверием?
Не могу сдвинуться с места. Все силы, что у меня были, я потратила на дорогу, а подъем на лифте отнял последние крохи. Я никогда не отличалась отвагой, и, кажется, уже истратила все свои внутренние резервы, когда решилась на то, чтобы уйти из дома. На то, чтобы преодолеть последние десять шагов и провести ключ-картой по считывающему замку, их уже попросту не хватает.
Я как путник в пустыне, умираю в двух шагах от оазиса, до которого даже доползти уже не могу.
И тогда дверь номера распахивается.
В этот миг мне кажется, что подо мной разверзлась пропасть. И если сейчас из этого номера выйдет женщина, мое сердце остановится в ту же секунду.
Но на пороге появляется Марк.
Один. В его руке белая телефонная трубка и он произносит:
— Ага, спасибо, что предупредили.
Тогда же трубка выскальзывает из его рук или он ее отшвыривает, не знаю. Я не успеваю уследить за ним, хотя не отвожу взгляд ни на секунду, но зрение туманится из-за того, что я вижу.
Синяк на его переносице, а другой на скуле. Осунувшийся вид и дикий, как у бездомной собаки, взгляд. А после я вдруг оказываюсь в его руках, задыхаясь не то от паники, не то от его поцелуев, которыми он осыпает мое лицо.
— Ты пришла. Ты все-таки пришла, Вера…
Марк подхватывает меня на руки, как будто я ничего не вешу. Жмурится, словно бы от боли, и я каменею от страха за него, но, все равно не выпуская меня из рук, отталкивает дверь ногой и вносит меня в номер, и это разительно отличается от моего же приезда домой и того, как меня встретил мужчина, которому я отдала шесть лет жизни.
Если бы могла, я бы потребовала эти годы назад. Чтобы растянуть, увеличить до бесконечности каждую минуту рядом с Марком, чтобы не нужно было спешить, пока время утекает сквозь пальцы.
В номере Марк ставит меня на ноги, сам стаскивает с меня пальто, приговаривая о том, как я, должно быть, замерзла, раз я такая холодная на ощупь. Ведет за руку и бережно опускает меня на кровать, а сам замирает на коленях у моих ног, обнимая руками талию.
Если он здесь, значит, бросился следом за мной, хотя и не собирался улетать с Кипра. Градус доверия к нему снова повышается, как ртутный столбик на солнце в полдень.
Кончиками пальцев касаюсь жесткой темной щетины. Чувствую его неповторимый запах: терпкий от сигарет и туалетной воды с нотками сандала. Тону в его бездонных светлых глазах. И только рядом с ним чувствую жар солнечных лучей и свежесть моря, хотя мы, как никогда, далеки и от того, и от другого.
Марк перехватывает пальцы моей правой руки, и его глаза вмиг темнеют от ярости. А я кусаю губу из-за нелепости ситуации. Знал бы Марк, что он один занимал мои мысли, и я просто не вспомнила ни о самом Юре, ни об этом дурацком кольце на моем пальце.
Да, мне сделали предложение, но я не готова вот так с порога рассказывать Марку, что выходить за Юру самая большая ошибка моей жизни. Пусть хотя бы чуть-чуть помучается. Пусть поймет, что даже любая ошибка способна стать последней.
Для Марка сейчас я — чужая невеста. Ну и как ты поступишь теперь, идеальный мерзавец?
ГЛАВА 47
Марк
Я часто видел обручальные кольца на руках женщин, чьи пальцы в этот момент скользили по моему члену. Для них кольца никогда не значили больше, чем то, чем они и на самом деле являлись: всего лишь ободок драгоценного металла. Когда для женщины верность — пустой звук, никакое кольцо ее не остановит.
Для Веры же верность всегда значила слишком много.
Смотрю на дешевое кольцо из желтого золота на ее пальце с грубо обработанным камнем в оправе. И в груди что-то противно ноет зудящей болью, наверное, то самое треснувшее ребро.
Топорная безвкусная работа, Юрец, где были твои глаза, когда ты покупал это кольцо? Хотя женщины порой сентиментальны и могут носить с гордостью даже проволоку, если она от любимого человека.
Внезапное осознание того, что Вера могла прийти и только для того, чтобы прервать все, что было между нами, ледяной иглой прошивает сердце. Ребра болят еще сильнее. Мне не стоило носить ее на руках, но я ничего не мог с собой поделать.
А ведь о таком варианте, что она пришла расставить все точки над «I», я даже не думал. Если бы она разорвала дурацкую помолвку, то уже отказалась бы от чертового третьего угла (без сомнения тупого) в нашем треугольнике, и вернула бы это уродливое кольцо.
