Грозит ли людям системная безработица?
Если искусственный интеллект будет продолжать совершенствоваться и все больше профессий будут автоматизированы, то чего нам ждать? Многие люди смотрят в будущее с оптимизмом: мол, на место автоматизированных профессий придут какие-то другие, еще лучше старых. В конце концов, именно так всегда и происходило раньше, со времен луддитов, беспокоившихся о технологической безработице во время Промышленной революции.
Но есть и пессимисты, утверждающие, что на этот раз все будет по-другому и что со временем будет расти число людей, не просто ставших безработными, но навсегда утратившими шанс найти работу
. Эти пессимисты говорят, что свободный рынок устанавливает размеры оплаты труда на основе соотношения спроса и предложения и что растущее предложение дешевого машинного труда на рынке в конечном итоге уведет зарплаты людей под уровень стоимости жизни. Поскольку рыночный уровень оплаты труда определяется затратами времени кого-либо или чего-либо, выполняющего эту работу наиболее дешево, исторически доходы в любой профессии падали всякий раз, когда становилось возможным уводить данный вид деятельности в страну с более дешевой рабочей силой или выполнять ту же работу, используя более дешевые машины. Во время Промышленной революции люди научились заменять силу своих мышц машинной тягой, а сами занялись более высокооплачиваемыми делами, где требовалось больше полагаться на ум. На смену синим воротничкам пришли белые воротнички. Теперь мы все больше понимаем, как можно заменить машинами и наш ум. Если нам удастся и это, то что же останется для нас?
Некоторые оптимисты утверждают, что после автоматизации физической и умственной работы следующий бум придется на творчество, но пессимисты этот аргумент парируют: творчество — не более чем разновидность ментальной активности, которая также со временем будет освоена искусственным интеллектом. Есть оптимисты, которые надеются, что развитие технологий само по себе приведет к возникновению новых профессий, пока еще даже немыслимых, с ними-то и будет связан следующий бум. В конце концов, кто во времена Промышленной революции мог подумать о профессии веб-дизайнера или водителя Убер-такси для своих потомков? Но и пессимисты не сдаются: все это не более чем благие надежды, без всякого подкрепления эмпирическими данными. Они указывают на то, что мы могли бы выдвинуть тот же аргумент век назад, до компьютерной революции, предсказывая, что большинство сегодняшних профессий будут новыми, немыслимыми до появления определяющих их технологий. Но это предсказание было бы феноменально ложным, как показано на рис. 3.6: подавляющее большинство сегодняшних типов занятости существовали и век назад, а если расположить их по количеству рабочих мест в убывающем порядке, то нам придется дойти до двадцать первой позиции в этом списке, пока в нем появится что-то новое, а именно разработчики программного обеспечения, доля которых на рынка труда в США менее 1 %.
Чтобы лучше понимать происходящее, вернемся к рис. 2.2 из главы 2, на котором показан ландшафт человеческого разума с точки зрения сложности тех или иных видов интеллектуальной деятельности для машин, представленный в виде уровня моря, повышающегося по мере того, как машины эти виды деятельности осваивают. Основной тренд на рынке труда состоит вовсе не в том, что мы движемся к совершенно новым профессиям. Скорее, нам приходится все больше и больше тесниться на тех участках суши, до которых прилив технологий еще не добрался! Рис. 3.6 показывает, что эти участки суши подобны не единому острову, а сложному архипелагу, состоящему из островков и атоллов: они соответствуют всем тем видам деятельности, которые машинам все еще не удается выполнять так же дешево, как это делают люди. Это отнюдь не только хай-тек вроде разработки программного обеспечения, но и целый комплекс весьма простых профессий, требующих нашей особой анатомической ловкости и социальных навыков, начиная от лечебного массажа до игры в театре. Может ли так случиться, что искусственный интеллект сначала обгонит нас именно в выполнении интеллектуальных заданий, оставив вакансии только в секторе примитивных технологий? Один мой друг недавно пошутил, что, возможно, последней профессией, доступной для людей, будет самая древняя из них — проституция. Но в разговор вмешался японский робототехник, сразу запротестовавший: «Нет-нет, роботы в подобных вещах очень хороши!».
Рис. 3.6
Круговая диаграмма показывает профессии 149 миллионов работающих жителей Америки в 2015 году. Род деятельности каждого соответствует одной из 535 категорий по версии Бюро трудовой статистики США; категории расположены в порядке убывания популярности
. Надписями снабжены категории более чем миллиона работающих. Новые профессии, возникшие благодаря компьютерным технологиям, начинаются только с 21-й позиции. Идея этой диаграммы возникла под влиянием анализа Федерико Пистоно
.
Трудовики-пессимисты утверждают, что конец очевиден: весь архипелаг скроется под водой, и не останется такой работы, которую люди смогут выполнять лучше и дешевле, чем машины. В своей книге 2007 года Прощай, нищета шотландско-американский экономист Грегори Кларк писал, что мы можем узнать кое-что о наших рабочих перспективах в будущем, проводя сравнение с нашими лошадиными друзьями. Представьте себе двух лошадей, которые, глядя в 1900 году на первые автомобили, обдумывают свое возможное будущее.
— Я боюсь технологической безработицы.
— Иго-го, не надо быть луддиткой: наши предки боялись того же самого, когда паровые машины стали выполнять их работу в промышленности, а паровозы принялись вместо них тянуть экипажи по рельсам. Но у нас-то сегодня даже больше работы, чем раньше, и она гораздо лучше: мне намного приятнее катать легкую бричку по городу, чем целыми днями ходить по кругу в идиотских шахтах, откачивая воду помпой.
— Но что делать, если эта их затея с двигателем внутреннего сгорания действительно выгорит?
— Я уверена, что у нас, лошадей, возникнут новые профессии, о которых мы пока еще даже и не думали. Так же всегда было раньше, взять хотя бы изобретение колеса и плуга.
Увы, новых профессий, «о которых мы пока еще даже и не думали», для лошадей так никогда и не появилось. Не востребованные больше лошади просто вымерли: только в США их поголовье упало от около 26 миллионов в 1915 году до 3 миллионов в 1960
. Механические мышцы сделали количество лошадей избыточным. Не проделают ли того же с людьми механические мозги?
На что жить, если нет работы?
Так кто же прав: те ли, кто считает, что автоматизированные рабочие места будут заменены лучшими, или те, кто говорит, что большинство людей в конечном счете не смогут найти себе работу? Если прогресс искусственного интеллекта будет продолжаться в прежнем режиме, то обе стороны могут оказаться правы: одни — в ближайшей перспективе, другие — в долгосрочной. Но хотя люди часто говорят об исчезновении рабочих мест с унынием и досадой, в этом, может быть, и нет ничего плохого! Луддиты негодовали по поводу исчезновения определенных рабочих мест, не подозревая, что какие-то другие места предоставят им тот же социальный статус. Может быть, и те, кто негодует сейчас по поводу каких-то рабочих мест, просто слишком узколобы? Мы хотим работать, потому что это дает нам средства к существованию и сам его смысл, но, учитывая изобилие ресурсов, производимых машинами, может быть, удастся найти способ получения доходов и цели в жизни альтернативным путем, не работая? Нечто подобное ведь происходит и в лошадиной истории, которая отнюдь не закончилась истреблением всех лошадей. Более того, количество лошадей с 1960 года увеличилось более чем втрое, они теперь защищены системой социального обеспечения: даже несмотря на то, что лошади сами не могли оплатить свои счета, люди решили позаботиться о них, сохраняя рядом для развлечения и спортивных состязаний. Может быть, мы аналогичным образом позаботимся и о наших ближних, находящихся в нужде?
