— Ох, господи, ну конечно же.
— А если именно сэр Адриан был тем человеком, который закрепил труп под лодкой, это вне всяких сомнений означает: он знал, что близнецы развлекаются, меняясь местами, и воспользовался их игрой в своих целях.
— В каких своих целях?
— Для того, чтобы избавиться от Кэмпбелла и вместе с тем создать впечатление, будто убийство совершил Фрэнсис.
— Но ведь это значило бы… Да, это могло бы означать… нет, такую гнусность трудно себе представить!
Миссис Брэдли мрачно кивнула.
— Я хотела сказать именно то, что сказала. Вот к какому выводу я пришла, — продолжала она, — и никакие детали репутации сэра Адриана мое предположение не опровергли. Помнишь… ах, да, ты же не знаешь! Когда десять лет назад семилетний Фрэнсис Кокс попал в больницу, он сказал медсестре, что в смерти его родителей в аварии виновен его дед.
— Десять лет — долгий срок, никаких доказательств уже не осталось.
— Правильно. Но нечистая совесть — скверный компаньон. И потом, пока сэр Адриан считал, что мальчик глух и нем, он думал, что ему нечего опасаться. Но едва узнал — а как и когда он узнал, нам до сих пор неизвестно, — что мальчик может и слышать, и говорить, с точки зрения старика, у него остался единственный способ защититься — убрать мальчика с дороги, то есть лишить его жизни. Убить его сам он не осмеливался, однако нет никаких сомнений (по крайней мере, у меня) в том, что, по его замыслу, Фрэнсис должен был поплатиться за смерть Кэмпбелла. А если он не собирался вменять в вину Фрэнсису это убийство, ради чего было тогда доставлять труп Кэмпбелла (с таким риском!) к бунгало и крепить его останки там, где их и обнаружили? Закрепленный труп не могло унести даже быстрое речное течение, а как только кто-нибудь попытался бы воспользоваться яликом, или, точнее, опустить выдвижной киль, преступление стало бы явным, и столь же явным подозреваемым оказался бы Фрэнсис Кокс. А когда всплыли бы происки шантажиста Кэмпбелла, которые непременно должны были всплыть рано или поздно при расследовании обстоятельств его смерти, у тех немногих офицеров полиции, которые не спешат с выводами, появился бы и мотив преступления.
— Неужели семнадцатилетнего мальчика приговорили бы к виселице?
— Нет. Но посадили бы в тюрьму на долгий, вероятно, неопределенный срок, и с точки зрения сэра Адриана вся прелесть такого исхода в том, что после этого уже никто не поверил бы осужденному за убийство, если бы он попытался объяснить полиции или кому-нибудь другому, что его дед тоже убийца.
— Какой ужасный замысел! И что же ты теперь будешь делать?
— Посоветуюсь с мистером Гэвином и изложу свои соображения ему и местной полиции. Видишь ли, самый веский из моих доводов заключается в следующем: если бы Фрэнсис Кокс действительно был виновен в смерти Кэмпбелла и он же спрятал труп, он не был бы настолько встревожен, когда его нашли. Какой смысл был с таким трудом, так изощренно прятать труп, если его наверняка должны были обнаружить при первой же возможности? После смерти Кэмпбелла, владельца ялика, им никто не пользовался, кроме самого Фрэнсиса. Но этот момент, разумеется, ускользнул от внимания сэра Адриана.
— Ну что же, — заговорил Гэвин, впечатленный доводами миссис Брэдли, — теперь остается лишь одно. Мы устроим сэру Адриану очную ставку с этим кузнецом, и если кузнец под присягой подтвердит, что скобы ему заказывал сэр Адриан, я арестую последнего и предъявлю ему обвинение в убийстве Кэмпбелла. Как вы говорите, такой риск, как обращение к кузнецу, вполне в его характере. Но это ничем не поможет нам с расследованием убийства Уитта.
— А Уитта убил Фрэнсис, — с полнейшим хладнокровием заявила миссис Брэдли. — В этом я никогда и не сомневалась. Но вряд ли мы сумеем это доказать, разве что с помощью уловки, которую мне очень не хочется применять к близнецам, зная, как они преданы друг другу.
— Вы имеете в виду, арестовать Дерека, потому что у него нет алиби, и тем самым вынудить Фрэнсиса сделать признание? Мне тоже это не по душе, тем более что Уитт, похоже, был отъявленным мерзавцем. Мы уже разузнали о его прошлом, и он, похоже, жил шантажом с тех пор, как поймал на чем-то своего работодателя. Этого человека нет в живых уже пять лет… он покончил с собой, потому что больше не мог выполнять требования Уитта. Так что если будет вынесен вердикт, что убийца или убийцы неизвестны, лично я не лишусь сна и покоя. Ведь как вы говорите, доказательств у нас нет. Разумеется, если какое-нибудь доказательство появится, долг предписывает мне воспользоваться им. Надеюсь, это понятно.
— Разумеется, юноша, но я не верю, что такие доказательства вообще существуют. У Дерека нет алиби, однако в отсутствие мотивов этого недостаточно, чтобы предъявить ему обвинения, — точно так же, как пропажи жестянок с едой из павильона недостаточно, чтобы выдвинуть обвинения против Фрэнсиса.
— Безусловно, мотивом был шантаж.
— А есть доказательства, что Уитт когда-либо шантажировал близнеца?
— Нет, среди бумаг Уитта — никаких. Вынужден это признать. Имена близнецов Кокс не фигурируют ни в одной из них. Конечно, не стоит забывать о необычайно высоком интеллекте Дерека. Он мог найти способ уничтожить часть вещей Уитта, имеющих отношение к его семье.
— Да, это следует принять во внимание, но у нас нет причин полагать, что он действительно сделал нечто подобное.
— Выглядит как особое ходатайство в пользу виновного.
— Убийц я не люблю, но шантажистов — тем более. Большинство убийц, по крайней мере, действуют быстро, а шантаж подобен медленной пытке.
— Но мы не можем действовать под влиянием этих рассуждений, если появятся новые свидетельства.
— Само собой. Я просто высказываю личное мнение. Увы, убийство — человеческое преступление, пусть даже одно из самых отвратительных, но пытки — дело рук дьявола, и ничто из увиденного, прочтенного и услышанного никогда не заставит меня изменить свое мнение о них.
— Я намерен еще раз повидаться с Донахом и заодно узнать, не подскажет ли он нам еще что-нибудь, — решительно заявил Гэвин.
— Он уже дал нам подсказку, которой мы пока не воспользовались, но опять-таки, это не доказательство.
— Я много раз обдумывал то, что сказал нам Донах, но ничего полезного из его слов так и не вынес. Что вы имеете в виду?
— Я говорю о словах «иметь бы мне божка, чтоб было кому поклоняться в сырые дни», — мрачно пояснила миссис Брэдли. Гэвин с привычным недоверием вгляделся в ее глаза, но его вера в ее способности была так велика, что он наскоро записал ее последнюю фразу, решив соотнести ее с остальными сведениями, имеющимися в его распоряжении.
Миссис Брэдли отправилась к мисс Хиггс, уже вернувшейся в бунгало у реки.
— Сэр Адриан знал, когда именно вы возили Фрэнсиса в этом году в Грейт-Ярмут? — спросила миссис Брэдли за чашкой чая, после того, как внимательно выслушала восторженный рассказ хозяйки бунгало о щедрости сэра Адриана. Мисс Хиггс смутилась. Потом вспыхнула. И наконец ответила отрицательно.
