Сэр Адриан и капитан другой команды бросили жребий и после того, как один из игроков расплакался, потому что на поле не обнаружилось ромашек, матч начался с разгромного удара сэра Адриана, отправившего быструю подачу противника на соседний выгон. Судья подошел и предупредил, чтобы он больше так не делал. К изумлению Тома, сэр Адриан внял совету и до конца овера только ставил блоки или бил еле-еле.
Когда пришла очередь Тома взяться за биту, счет достиг двадцати трех ранов и трех калиток. Сэр Адриан все еще был в игре, но викария, играющего слева, вывел специалист по плетению венков из ромашек, а Дерек, явно нервничающий, потерял свою калитку из-за мяча, посланного издалека, с которым справился бы и десятилетний мальчишка.
— У нас все идет прекрасно, — сообщил сэр Адриан, подойдя к Тому. — Жаль только, я забылся с этим первым мячом. Только помните: вы выходите из игры, как только счет достигнет шестидесяти. Я всегда делаю объявление при шестидесяти, иначе эти ребята совсем падают духом.
— А-а, так значит, они выигрывают? — Только теперь Том понял, почему сэр Адриан так кротко выслушал упреки судьи после того, как заработал шесть очков.
— Конечно, конечно! Незачем расстраивать их, бедолаг.
Том, которого арбитр с шелковым чулком засудил за нарушение положения относительно стоек калитки, уже не в первый раз решил, что ему нечего и надеяться когда-нибудь понять, как работает ум сэра Адриана, хотя порой у него появлялись догадки.
Гостей, всех с восторженными улыбками на лицах, кроме одного, который заявил, что еще не бил ни разу и потому был отправлен подавать Джону, на поле с которым играли викарий, Том и Дерек, наконец выпроводили под радостные возгласы. Сэр Адриан со вздохом облегчения объявил, что на следующий день крикета не будет и что Том может провести его, как пожелает, лишь бы он только не переутомился, не получил травм, не пил и не ел слишком много и не завалился в постель с какой-нибудь девчонкой.
— У меня нет знакомых, которые согласились бы на такое, сэр, — любезно ответил Том. Матч развеселил его, а известие о дне без крикета оказалось определенно кстати. Он непринужденно чувствовал себя со всеми, даже со своим малосимпатичным работодателем.
— Чем займемся? — спросил Том у Дерека.
— Только осторожнее теперь, Дерри, — вмешался его дед. — Имей в виду, никакого перенапряжения! В четверг ты нужен мне на пике формы.
— Я бы повалялся в гамаке возле выгона и поел малины, — сказал Дерек. — А вы могли бы почитать мне, пока я ем, — добавил он, повернувшись к Тому. — Вы наверняка прекрасно читаете вслух, сэр.
— Ладно, — согласился Том, которого начинала мучать совесть оттого, что они с Дереком оба пренебрегали их совместными занятиями. — Но я не намерен читать вам ни сенсационных романов, ни еще какой-нибудь такой же ерунды. Это будет чтение, так или иначе связанное с вашей работой… по крайней мере, часть времени.
— О да. Пусть будет Геродот. Обожаю этого старика, а вы? Или вы считаете историю слишком легким предметом?
Том заподозрил было в словах юноши иронию, но выражение на прекрасном, девически нежном лице Дерека было настолько невинным и вопросительным, что он лишь рассмеялся и ответил, что Геродот будет в самый раз, хотя он, Том, и не разделяет его мнение о своих талантах чтеца.
— Я сразу скажу вам, если чего-нибудь не пойму, — пообещал Дерек. Том нацелился дать ему шутливого шлепка — и вдруг заметил красные искры почти маниакальной ярости в маленьких рыбьих глазках сэра Адриана.
«Боже милостивый! Значит, среди моих знакомых есть еще один безумец — кроме тех, кто приезжал на матч», — мелькнуло в голове у Тома.
Из затеи с Геродотом ничего не вышло. Следующий день выдался дождливым. Том проснулся в шесть, выбрался из постели и подошел к окну. Небо было беспросветным, низким и серо-стальным, вдобавок дождь лил как из ведра.
Одетый в пижаму, Том стоял и мрачно смотрел в окно. Как всякому бэтсмену, летний дождь внушал ему ужас. Он не слышал даже, как вошел Уолтерс, и вздрогнул от неожиданности, услышав ровный голос слуги:
— Завтра калитка в распоряжении боулера, сэр. Джон в восторге, скакал на лужайке с пяти часов. Его разбудил дождь, и он пустился под ним в пляс, как помешанный. Он большой любитель мокрых калиток
[80], сэр.
— Будем надеяться, что он схватит простуду, — угрюмо отозвался Том. Уолтерс с сочувственным взглядом поставил поднос на столик у кровати. Том вернулся в постель и налил себе чаю. В семь зашел Дерек.
— Дедушка рад дождю, — сообщил он, сел поверх стеганого покрывала на кровати и взял ломтик хлеба с маслом. — А я рад тому, что он рад, хотя сам разочарован до глубины души. Я-то надеялся завтра сделать сотню очков.
— Слова истинного мужчины, — заметил Том. — Чем займемся сегодня?
— Я думаю насчет паба, сэр, а вы?
— Вас не обслужат, вы слишком молоды. И потом, ваш дед сразу уволит меня, и правильно сделает, если я поведу вас в такое место.
— Нет, не уволит. Мне же не обязательно что-нибудь пить. Мы могли бы поиграть в дартс и на автоматах, которые Корниш поставил прошлой зимой. Как вам Корниш в роли судьи?
— Да вроде бы ничего. А что в нем особенного?
— Я бы назвал его зловещей личностью.
— Чушь. Он обычный славный малый. Грубоватый, но надежный.
— О да, с виду.
— Да будет вам! Вы рассуждаете, как девчонка!
— А я и должен был быть девчонкой. Мои родители молились о дочери. В прямом смысле. Так что мне не очень-то повезло родиться мальчишкой. Вдобавок я скучаю по своему брату-близнецу. Знаете, у близнецов такое бывает.
— Брату-близнецу?
— Да, именно. У меня был брат. Я хорошо его помню. Нам было семь лет, когда его увезли от меня.
— То есть как это?
— Сам не знаю. Я был тогда слишком мал. Все, что я помню, — его имя. Его звали Фрэнсис. Я заговаривал о нем с дедушкой несколько раз, но он лишь отмахивался, хотя наверняка знает об этом все.
— Может, он и вам объяснит, когда вам исполнится двадцать один год, — отозвался Том почти шутливым тоном, потому что, к своему удивлению, посочувствовал несносному юнцу. Дерек вздохнул, провел ладонью по своим сияющим волосам, отвернулся от окна и совсем по-детски спросил:
— Ну что, в паб или не в паб? Наверное, все-таки нет?
— Верно.
