Закон веры
Вот и получается, что одна нога здесь, а другая – там. Так и живем. Одна нога на одной стороне (СССР), вторая – на другой (РФ), а тело повисло над пропастью. И щель только увеличивается… Была бы у нас вера в некие идеалы, мы бы могли за них держаться, но ведь мы и верить-то по-настоящему разучились, потеряли, точнее сказать, способность. И вовсе не потому потеряли, что мы какие-то плохие, недоразвитые или проклятые до скончания веков, а потому что нельзя уверовать дважды. Как-то, конечно, можно и во второй раз, после разочарования, уверовать, но истинно – как оно может быть – это только один раз в нашей жизни случается.
Вера запечатляется в психике человека по механизму импринтинга. То есть истинно, беззаветно и безотчетно уверовать можно лишь однажды, а дальше – один раз разуверишься, и уже начинаются всякие интеллектуальные спекуляции, то есть – умом понимаешь, а сердцем – нет, принять до конца не можешь. То есть вроде бы и веришь, а вроде бы и не веришь.
Раньше, в СССР, мы искренне и истинно верили. У нас был «Бог», самый настоящий, со всеми чертами и атрибутами. Звали его – Владимир Ильич Ленин. Как сейчас помню, в гимне нахимовцев (когда я был этим самым нахимовцем) так и значилось: «Вперед мы идем, с пути не свернем, потому что мы Ленина имя… в сердцах своих… несем!» Трам-пам-пам! И разумеется, это не только нахимовцев касалось. И были, кстати сказать, у этого нашего секуляризированного «Бога» свои «апостолы» – большевики, чьими именами назывались города (Свердловск, Куйбышев, Калинин, Фрунзе, Горький и т. д.), и своя «Церковь» была (коммунистическая партия – КПСС) во главе с «папой» (генсеком) и «архиерейским собором» (ЦК, Политбюро), был и «Рай», кстати сказать, «загробная жизнь», «второе пришествие» – маячащий на горизонте коммунизм и разрекламированное на все лады «светлое будущее».
В общем, это была вера самая настоящая. Полный комплект признаков. Ни для психолога, ни для психиатра сомнений никаких. Мы, как и положено, в свои молодые годы усвоили этот «объект» веры (приняли, по наивности, как принимает ребенок – не сознавая, «без критики»), а дальше действует закон веры: включается определенная внутренняя механика нашей психики, на этот «объект веры» направленная, и он закрепляется намертво . Вот и вся вера (с психологической точки зрения, конечно). В ней – в этой вере – может быть, и здравомыслия не много и логики никакой, но если мы поверили, то нас потом не переубедишь и за уши не оттащишь…
Впрочем, если переубедишь (а нас в лихие-то годы перестройки сильно переубеждали, с фактами на руках уговаривали – помните эту новость о том, что Ленин расстрельные листы подписывал? – ух!), то второй раз заставить нас во что-то поверить по-настоящему не получится. Не поверим мы, и баста! Импринтинг уже был, второго Бога не предвидится. Пленка засвечена. Новый снимок сделать, конечно, можно, но вот только ни того, что было на этой пленочке раньше, ни того, что теперь отпечаталось, уже не разобрать . Каша и грязь. Что-то подобное раньше люди в связи с религиозными вопросами испытывали: «Стыдно мне, что я в Бога верил // Горько мне, что не верю теперь» (это по Сергею Есенину), а мы – в связи с крахом марксизма-ленинизма. И хотели бы сейчас во что-нибудь уверовать, и стараемся, а как ни рядимся, получается одна профанация.
Мы – бывшие граждане СССР – пережили тяжелейшее разочарование в объекте своей веры. Мы верили в «светлое будущее», в величие своей страны, в коммунистическую идею (мало кто понимал, правда, в чем именно эта идея состоит, но ведь для веры это не так и важно – просто верили «за все хорошее, против всего плохого»). А потом, под натиском разоблачительных фактов, разочаровались. По сути же, мы были внутри особой социальной пирамиды: наверху «вечно живой» Ленин, внизу – мы, то есть все остальные. И вдруг эта пирамида обвалилась…
Впрочем, не в первый раз. Православная пирамида сгинула в России на стыке XIX и XX веков, а советская – в конце ХХ. Моя прабабка, например, выросшая при царе-батюшке и бывшая женой унтер-офицера царской армии, всю жизнь верила в Господа Бога Иисуса Христа и тайно от моих бабушки и дедушки крестила внучек, праздники православные втихаря справляла.
А вот мои бабушки и дедушки – ровесники революции – были уже совершенно из советского времени. Они могли скептически относиться к чему-то, но в целом они были «советские люди». В общем, прабабка моя советскую святыню не приняла внутренне, а мои бабушки и дедушки – современность, когда, в свою очередь, разрушилась советская пирамида. И я тоже уже не смогу во что-нибудь поверить так, как я в детстве верил во Владимира Ильича. Пленочка засвечена…
Наши ценности
В социальной пирамиде удобно, комфортно. Это не хаос, где каждый бегает по какой-то своей траектории, это порядок: мы – пирамида! Когда ты встраиваешься в пирамиду, тебе там становится в целом очень хорошо, потому что вокруг тебя люди, которые не чужды тебе, а, напротив, «такие же, как ты» – вы все из одной «пирамиды», из «одного теста», разделяете общие ваши ценности, и цель у вас одна на всех, и приоритеты… Наверху Ленин стоит с красным знаменем, Великий Октябрь, и все прекрасно. Такая прямо конфессия.
И в этом счастье: в рамках советской системы мы были, можно сказать, подогнаны друг к другу, а что такое эта «подогнанность», как не ощущение единства? В нашем обществе были решены все базовые вопросы – о добре и зле, о цели, о смысле. У нас могли возникнуть какие-то частные разночтения с «линией партии», какие-то нюансы вылезали, разумеется, что-то нас смущало (пусть мы и не всегда это осознавали), но мы понимали, что это отклонение какое-то, что это такие мимолетные мыслишки. А в целом было ощущение того, что есть нечто абсолютно правильное, верное. «Учение Маркса и Ленина всесильно, потому что оно верно!» Блеск!
Точно так же и с религиозной моделью, когда мы воспитываемся в православном, например, католическом или протестантском обществе. Вокруг нас ценности, которые разделяют все вокруг, где нет такого, что кто-то неожиданно ворвется и скажет вдруг, что, мол, Бога нет. Обращение к Богу, молитва и священные таинства становятся неким «форматным элементом» жизни, способом «решения» каких-то наших внутренних трудностей и проблем. Я хорошо это помню, как в детстве у меня была книжка с портретом Ленина, и когда случались какие-то несчастья, я брал эту книжку и рассказывал Владимиру Ильичу обо всех своих невзгодах. Ну а как же?.. Он же самый умный, он все поймет. И Господь Бог по такой же модели – Он умный и добрый, Он все поймет.
В общем, успели мы взрасти в советской пирамиде, благополучно в ней и под нее выстроились и были в ней счастливы. Новое поколение – молодые люди, появившиеся на свет в постперестроечные времена, – этого «чувства локтя», этого «единства и общности» уже не знают и не чувствуют . Они вообще не знают, что такое пирамида, жесткий социальный порядок, «стая», иерархия, нет у них такого переживания в психологическом опыте. И они, соответственно, не очень этим тяготятся и не ищут постоянно, как мы, в какую бы пирамиду встроиться. Социальная потребность у них, конечно, тоже есть, поэтому как-то они тоже «общества» ищут, но так, достаточно угловато, на уровне «Давай-ка покурим-ка!». Но сказать, чтобы какое-то серьезное и осмысленное стремление сбиться в «стаю» у них было, – нельзя. Не знают они, что это такое и чем оно прекрасно…
