Софи ощутила, как в желудке внезапно и жутко опустело.
— Всё про меня? — переспросила она. — В каком смысле?
— Много твитов о тебе. Не то чтоб прям тренд, но… почти.
— Много твитов? Чьих?
— Студенческих в основном. Похоже, эта Кориандр дала делу ход будь здоров.
— Ох блин. Все плохо? Что говорят?
— Слушай, не читай их — ни в коем случае. Я знаю, ты вечно не слушаешь, но я тебе уже говорил, что это за типы — эти Воины Общественной Справедливости. Мало что хуже, чем стая леваков, если она ударяется в крестовый поход за нравственность и им на глаза попадается жертва. Честно сказать, раздумывал, стоит ли тебе говорить, но решил, что, наверное, тебе лучше знать про все это прежде, чем ты пойдешь сегодня на встречу.
— Иисусе, как это вообще? Я даже не знаю, какие слова мне приписывают.
— Возможно, никаких. Поэтому, я уверен, все сдуется. Но пока оно смотрится несколько крупнее, чем мы думали.
— Ладно, спасибо. Предупрежден — значит, вооружен и всякое такое, видимо.
— Именно. Люблю тебя.
— И я тебя.
Она сбросила звонок и несколько минут глазела в окно. Однако пустота в животе лишь ширилась, и Софи боролась с растущим искушением почитать те твиты. Чтобы отвлечься, решила заняться делом — приготовиться еще немножко к двум семинарам, ожидавшим ее в то утро.
* * *
— Меня бойкотируют? — спросила Софи.
— Похоже на то, — ответил Мартин.
— Но это же чушь какая-то. Это, блядь, чушь.
— Софи, прошу вас, не надо эмоций. Никому от этого пользы не будет.
Декан факультета Мартин Ломэс, пятидесятидвухлетний профессор европейской истории, специализировался на роли льна-сырца в торговых сделках Великобритании со странами Балтии в начале XVII века — на эту тему он уже успел написать четыре книги. Оглядывая его кабинет, безупречно опрятные полки с книгами, расставленными не по фамилиям авторов или по предметам, а по размеру и по цвету корешков, Софи понимала, почему эмоции способны ужасать Мартина.
— Не сомневаюсь, что все это — нелепое недоразумение, — продолжил он. — Но университет настаивает, чтобы мы следовали положенным процедурам. Давайте просто последуем положенным процедурам, и все будет хорошо.
— Тогда можете для начала рассказать, какие слова мне приписывают.
Мартин глянул в свои заметки к этой встрече.
— Вы обратились к трансгендерной студентке так, что из ваших слов следовало, будто ее гендерная дисфория — результат личностной слабости.
На несколько секунд Софи утратила дар речи. А затем выговорила:
— Херня.
— Софи, прошу вас…
— Ну хорошо, ладно, ерунда. Полная ерунда. Так лучше?
— Позвольте, я изложу факты, как они мне представлены.
— Представлены кем?
— Перво-наперво, студенткой, с которой вы общались. Эмили Шэммой. Она сообщила о вашем разговоре своей подруге Корри Андертон, а мисс Андертон сообщила сотруднику студсоюза, отвечающему за равные возможности. Вашу реплику слышали еще трое студентов, они подтвердили это заявление.
Софи примолкла. Все складывалось не здорово.
— Судя по всему, вы сказали Эмили: «Вам как-то очень трудно определяться, да?»
Софи ждала продолжения.
— И?
— Все.
Софи на миг задержала на Мартине взгляд, затем глубоко выдохнула.
— Ладно. Ну слава богу.
— В смысле?
— В смысле, волноваться не о чем. Она меня неверно поняла, вот и все.
Мартин ждал дальнейших пояснений. Судя по его лицу, Софи Мартина не убедила.
— Я не говорила о ее выборе гендера. Эта реплика касалась того, что она не могла решить, когда прийти на консультацию — в среду или в четверг.
— Понятно. — Он сделал несколько пометок у себя в блокноте. — Но зачем вы это сказали?
— Потому что она не могла принять решение.
— Да, но это всего лишь миг нерешительности. А вы обобщили.
— Ой. Нет-нет… Я имела в виду, шутя, кое-что, о чем мы говорили на том же семинаре. Я показала ей две картины и спросила, какая, с ее точки зрения, была написана раньше, и Эмили не могла решить.
Мартин все это записал.
— Ну, так вроде получается некоторый контекст, — сказал он неуверенно.
— Нет, не контекст получается, — настаивала Софи, — а полное объяснение. Это объясняет, почему я это сказала и что имела в виду.
— Все равно это было не очень тактично — по отношению к студентке, которая, как я понимаю, обдумывает перемену пола.
— Тактично? Дело внезапно сводится к такту? Нет, разумеется, тактичным это не было. Это было глупо. И мне понятно, почему это истолковали превратно. Я извинюсь перед ней, и дело с концом.
— М-м. — Мартин совсем не выглядел убежденным, что все так просто, как считала Софи. — Будем надеяться. Видите ли…
Мартин поглядел в окно кабинета, отвлекшись, как обычно, на банальный вид: кирпичная стена северного крыла факультета гуманитарных наук, ряды безликих конторских окон. Почувствовал, как наползает непреодолимая скука. На предыдущей неделе он обнаружил новый факт о льне-сырце и его роли в торговых сделках Британии со странами Балтии в начале XVII века и желал лишь одного — развить этот факт до статьи. Или даже до книги. Да, возможно, из этого получится целая книга…
Он неохотно бросил эту цепочку размышлений и попытался включиться вниманием в текущую факультетскую неурядицу.
— Видите ли, мисс Андертон говорит вот что: этой репликой вы, вероятно, нарушаете закон о равных возможностях. Вот где собака зарыта. И конечно, в таком случае это очень серьезно.
— Но…
— В прошлом мы бы разбирались с этим внутренне. Не то чтобы замалчивали, но… ну, все это утряслось бы в пределах факультета. Но теперь приходится иметь дело с социальными сетями. Вы видели твиты и отклики?
— Нет. Плохие?
— Студенческое сообщество пылко выражает свое мнение.
— На моей стороне есть кто-то?
— Вероятно, вам стоит посмотреть самой. Быстрее всего найдете их по тэгу «#уволитьКоулменПоттер».
— Ясно, — сказала Софи. — Понятно, к чему это все. — Ей вновь стало тошно. И все равно она не понимала, почему, как бы скверно сейчас все ни казалось, нельзя пресечь развитие этого скандала. — Поговорю с Эмили, разберемся, давайте так?
— Может оказаться не так-то просто. Жалобу подала мисс Андертон — после того, как получила сообщение. Какова позиция мисс Шэммы по этому вопросу, я не знаю наверняка. Возможно, она даже не имеет значения. По-моему, если она довольно пассивная… — Он оборвал себя — вовремя. Даже в частных беседах, как эта, неразумно было разбрасываться суждениями о личностях, относящихся к незащищенным меньшинствам.
