— Ты сегодня встречался с Нахид, так? Ежеквартальная отчетность.
— Ага.
— Как все прошло?
— О, фантастически. Если нравится, когда человек, с которым ты когда-то работал, обращается с тобой покровительственно и смотрит на тебя сверху вниз, — замечательно все прошло.
— И ты поэтому в таком паршивом настроении? Не пора ли уже забыть об ударе, нанесенном твоему мужскому эго, и жить дальше?
— Моему мужскому эго? Так я и знал. Почему не просто моему эго? Нет, тебе надо свести все к тому, что я мужчина. А дальше поговорить о моих «белых» привилегиях. Ну давай, расскажи мне, какой я, блядь, привилегированный. Расскажи мне, что подобные мне не становятся жертвами в собственной стране.
Софи глянула на Хелену — та смотрела на них в ужасе, к еде у себя на тарелке почти не притронулась. Софи внезапно стало стыдно.
— А вот сейчас ты несешь чушь, — проговорила она. — И нам не надо бы разговаривать в таком тоне на дне рождения у твоей мамы. Простите, Хелена.
— Не надо бы. — Хелена отложила нож и вилку. — С вашего позволения, отлучусь на минутку. Пойду поищу дамскую комнату.
Она отодвинула стул и медленно пошла вглубь ресторана. Иэн с Софи некоторое время ели молча.
— Тебе не кажется, что следовало бы пригасить это немножко? — наконец спросила Софи. — Ради нее — хотя бы сегодня?
— Она со мной согласна, между прочим. Она на моей стороне.
— С каких пор у нас стороны?
Иэн посмотрел на нее в упор и ожесточенно спросил:
— Ты понятия не имеешь, да?
— Понятия не имею о чем?
— Как нас злит вот это моральное превосходство вашей братии, которое вы постоянно излучаете…
Софи перебила его:
— Извини, пожалуйста, но кто они, эти люди? Кого — «нас»? Какая «ваша братия»?
Вместо ответа на вопрос Иэн задал встречный:
— Как ты думаешь, каков будет исход референдума?
— Не меняй тему.
— Я не меняю. Каков будет исход референдума, по-твоему?
Софи поняла, что Иэн продолжит настаивать. Надула щеки, выпустила воздух и сказала:
— Ну не знаю… «Остаться», наверное.
Иэн удовлетворенно улыбнулся и покачал головой.
— Ошибаешься, — проговорил он. — Победит «выйти». Знаешь почему?
Софи покачала головой.
— Из-за таких, как вы, — сказал он с тихим торжеством. А затем повторил, наставляя на нее палец: — Из-за таких, как ты.
* * *
Хелена вернулась из дамской комнаты, и им всем вместе удалось заполнить дальнейшие полтора часа безопасной, безобидной болтовней о мелочах. В конце трапезы явился сам Лукас с двумя стаканами портвейна — тоже за счет заведения — и маленьким бисквитом, который Грета испекла Хелене ко дню рождения. Они рассыплись в благодарностях, но пирог есть уже были не в силах, и Хелена забрала его домой. Иэн и Софи отправились обратно в Бирмингем.
В машине почти не разговаривали. Софи могла только догадываться, о чем думает Иэн. Она же размышляла о часах, проведенных за последние два года в компании Иэна и его матери: поездки в места, где Софи не чувствовала себя в своей тарелке, трапезы не в ее вкусе, мнения, с которыми она не соглашалась, разговоры, которые ей не нравились, знакомства с людьми, с которыми у нее ничего общего, и все это время — езда туда-сюда, туда-сюда по этим дорогам, этим однообразным дорогам, связывавшим Бирмингем и Кёрнел-Магну, туда-сюда в самом сердце Средней Англии, сердце, что билось вопреки всему в мерном, решительном ритме, тихо и неумолимо. Софи размышляла о часах, которые могла бы провести в других местах, с другими людьми, ведя другие разговоры. Думала о том, до чего иначе могла бы сложиться ее жизнь, если бы ее в тот день не поймали на превышении скорости по пути к станции Солихалл; до чего иначе могла бы сейчас быть ее жизнь, если бы она не отпустила в конце семинара ту неуклюжую шутку в адрес Эмили Шэммы. Эти усталые, более чем знакомые мысли удручили ее и наградили головной болью. А потому ей, возможно, следовало бы поблагодарить Иэна за то, что он попытался поднять им настроение, вдруг указав на проехавший мимо автомобиль со словами:
— Смотри-ка.
Софи подняла голову и открыла глаза.
— М-м?
— ИВВ, — сказал он. — Имейте в виду.
Ах да. Игра в автомобильные номера. Кажется, они уже много лет в нее не играли. Может, так оно и было. Софи попыталась явить улыбку, но ей это не удалось. А когда ей подумалось, что эти же буквы означают «Иэн, вали вон», ей стало грустно и стыдно.
32
Среда, 20 апреля 2016 года
Когда Бенджамин снял трубку, Лоис первым делом сказала:
— Ты слышал про Викторию Вуд?
Миг-другой он соображал, о ком вообще речь. Комик. Часто на телевидении. Очень смешная. Писала хорошие песни. Это она.
— Нет, а что с ней? У нее турне?
— Она умерла, Бенджамин. Виктория Вуд умерла.
— Правда? Сколько ей было?
Голос у Лоис дрожал.
— Шестьдесят два. Всего на пару лет старше меня. Я ее обожала, Бенджамин. Она была настоящей частью моей жизни. У меня будто лучшая подруга или сестра умерла.
Не в силах измыслить ничего утешительного, Бенджамин просто стал думать вслух:
— Что за год такой — 2016-й? Все помирают. Дэвид Боуи, Алан Рикмен…
Впрочем, как выяснилось, Лоис звонила не для того, чтобы сообщить ему эту новость. Она звонила сказать, что увольняется из библиотеки в Йорке и возвращается жить в Бирмингем.
— Вынуждена, — сказала она. — Нельзя больше сваливать на тебя всю ответственность по уходу за отцом. Это несправедливо. Я подала на увольнение, за месяц. Могу поискать новую работу, отсюда. Пафосно звучит, я понимаю, но у меня нехорошее предчувствие. Думаю, все станет хуже. Нам с тобой в такие времена лучше держаться вместе. Может, это последние дни.
* * *
Четверг, 21 апреля 2016 года
Когда Бенджамин снял трубку, Филип первым делом сказал:
— Ты слышал про Принса?
— Нет, а что с ним? Новый альбом записал?
— Он умер, Бенджамин. Принс умер.
Пылким поклонником Принса Бенджамин не был никогда. Тем не менее его потрясло, что 2016-й принес новость еще об одной «звездной» кончине.
— Принс? Умер? Шутишь. Сколько ему было?
— Пятьдесят семь. Нашего возраста, считай.
— Ужас какой. Что творится в этом году. Дэвид Боуи…
— Алан Рикмен…
— Виктория Вуд…
— Такое ощущение, что они все сматываются, пока могут.
