— Причем здесь это? Ты мне скажешь имена? Или я пойду и заварю себе кофе? Пока ты думаешь.
— Я вспоминаю. И да: завари мне тоже.
— Ладно. Говори.
— Одного звали Гена. А другого Петя.
— Гена и Петя, — повторила Даша. — Сейчас. Сейчас, сейчас. — Алексею пришлось ждать, когда Даша заварит кофе. Она сделала маленький глоток и сказала, что среди этих двоих нет убийцы.
— Это естественно, — сказал Алексей, — они же убиты. — Подполковник на параллельном телефоне только фыркнул и ударил кулаком по столу.
Он рассказал ей про первых троих.
— Их убили в бараке усиленного режима и в штрафном изоляторе.
— Я там быть никак не мог.
— А при чем здесь, точнее, там ты?
— Так они мне предъяву сделали. Говорят, я этих убил.
— Это же нелепо! — воскликнула Даша. — Зачем они так делают?
— Ну, как зачем? Им надо на кого-то все свалить.
— Они специально на тебя валят вину. Хотят, чтобы ты нашел Серийника. Считают, что в безвыходном положении человек лучше думает.
— Да, они не знают ни о каком Серийнике, — сказал Алесей. — Им бы свои проблемы решить.
— Что еще за Серийник? — спросил подполковник. Кум и Замполит, сидящие с двух сторон стола, одновременно пожали плечами.
— Мы в тюрьме. Откуда нам знать, что творится там, — сказал майор.
— Где там? — не понял подполковник.
— На воле, — ответил капитан.
— Ладно, слушаем дальше, — сказал подполковник, и убрал руку с нижней части трубки.
Алексей рассказал Даше о драке во втором отряде.
— Потом этих людей убили. Одиннадцать человек.
— Не вижу, — ответила Даша. — Не пойму, кто их убил.
— Ты что там делаешь?
— Ем яблоко.
— Мне кажется, с таким отношением ты ничего не увидишь, — сказал Алексей.
— Думаю, ты прав. Приезжай, положи мне свои руки на голову. Тогда я все увижу. Скажи там ребятам, чтобы отпустили тебя на неделю сюда. Тогда все решим.
— Они говорят, чтобы ты сама сюда ехала.
— Передай им трубку, я им человеческим языком объясню, что у меня турнир. Они на параллельном телефоне? Пусть слушают. Я требую, чтобы тебе дали отпуск на неделю.
Даша поняла, что Алексей не может взять отпуск за свой счет. И она не могла приехать. Даша сказала, что должна подумать.
— Где-то полчаса, час, — сказала она. — И я сообщу тебе имя убийцы.
— Ты думаешь, он был один? — спросил Алексей на прощанье.
— У меня предчувствие, что один. Но посмотрим.
Начальник Колонии, Кум и Замполит поставили на стол бутылку коньяка и нарезали лимон. Они наливали коньяк в маленькие рюмочки и пили. Пили, ожидая, когда придет сообщение от Даши.
— Я сомневаюсь, что один человек мог убить всех, — сказал подполковник.
— Я тоже так думаю, — сказал Кум.
— Действительно, это каким же надо быть гангстерито, как тут говорит один зек, чтобы убить всех.
— Надо было иметь доступ в Бур, — сказал Кум задумчиво.
— И в Шизо, — добавил Замполит.
— Вы хотите сказать, что только я туда хожу? — спросил Опер.
— Ну, что вы! — воскликнул начальник Зоны, — тогда придется предположить, что это вы их и убили. Хотя очевидно, что это не так.
— Почему? — спросил Опер. — Я бы действительно так и сделал. Этих гадов мало убить. Надо им вырвать сердце.
— Я не совсем с этим согласен, — сказал Замполит. Раньше он работал воспитателем в детском доме. Но весь персонал детского дома расформировали, так как было доказано, что детей в этом детском доме насиловали. Как сказал главный проверяющий:
— Эти воспитатели как будто читали из всей литературы только дону книгу. Маркиза де Сада, Жюстина, или Изнасилованная Добродетель. Других книг у нас, что ли нет? Жан Жак Руссо сказал:
— Не читайте! — Нет, им обязательно надо прочитать. Непреодолимая любознательность.
И хотя на Бомбыбина не было доказательств, его тоже уволили. Куда? Куда пойти работать? Ибо учиться уже поздно. Да и нет таких способностей, чтобы опять написать Новую Элоизу. Он пошел прапором на Зону. Постепенно стал Воспитателем личного состава колонии.
— Что вы предлагаете? — спросил Начальник.
— Не знаю, — ответил Бомбыбин.
— И это ваш ответ?
— Я думаю, он лучше, чем иметь ответ:
— Убивать.
— Ну, не знаю, что лучше: убивать сразу, или сначала подумать. Подумать, а потом убить. Вы ведь не знаете другого выхода, — сказал Начальник. — Поэтому убить придется все равно.
В этом конкретном случае даже трудно себе представить, кто мог совершить столько убийств.
— И какой мотив? — сказал Опер. Раньше он работал следователем прокуратуры. Он накропал компромат на Председателя Суда. Что этот парень берет взятки. Ему, следователю, сказали, что, мол, не обращай внимания.
— Здесь это так принято.
— Где, здесь? — спросил будущий Кум колонии общего режима.
— На Земле, — просто ответил друг, тоже молодой следователь.
— Если ты хочешь, я могу объяснить, — сказал друг. — Как-то здесь была ликвидирована частная собственность. Я имею в виду, частная собственность не на землю, не на жену и детей, не на средства производства, магазины, колхозы и самолеты. А самая главная частная собственность. Собственность в душе! Человеку стало ничего не жаль. Как это и зафиксировано в песне: уж не жаль мне в жизни ничего.
Ничего-то, ничего, — продолжал друг, — но что-то же должно было остаться. И вот этот маленький остаток требует радости. Ну, чтобы не просто так все по-хорошему, но и немного чисто радости. И вот для этой радости людей были придуманы взятки. Человек, даже наш человек, не может жить без радости. И может быть даже наш человек в большей степени, чем ихний. Который имеет и дома, и машины, и проституток. Таких красивых плейбоек. Таких специально для этого дела предназначенных лошадей. Здесь ничего этого нет. Так хотя бы дай людям взятку! И ты хочешь добавить к этой простой социалистической радости ложку дегтя? А иначе, как назовешь тюрьму? Это именно и есть та ложка дегтя, которая лишает нас последней радости. Не надо, прошу тебя. Иначе…
— Что иначе? — спросил будущий Кум.
— Иначе сам попадешь в тюрьму.
И лейтенант Луговой попал в тюрьму. Опером. А потом стал главный опером. А главный опер, значит — Кум.
Как сказал потом Председатель Суда:
— Туда ему и дорога. На Зону. И да, — добавил этот парень, — ему никогда не стать Начальником Зоны. Так и будет всю жизнь Кумом.
