— Не обожраться же!
А тут этот бугаёметр:
— Подожди, сынок, дай дядя возьмет.
— Я уже отдал деньги, — ответил боксер.
— Возьми их назад, — ответил Савельич. Он не узнал Ивана Петровича. Если бы узнал, очевидно, не стал бы настаивать.
— Мне уже несут.
— Я их возьму.
— Меня ждут девушки, я не позволю, чтобы какой-то ханыга лез вперед меня. Ты знаешь, почему я беру это вино? — спросил Петруха. — При разбавлении оно чем-то напоминает мне благородное Саперави.
— По мне, ты хоть ссанье пей, а я все равно возьму первым, — зло сказал Савельич, и потянулся за его бутылками.
— Да, чтоб ты никогда больше не употреблял алкоголя, — сказал, как заклинание Иван Петрович Молотов. Сказал, и в этот раз ударил мужика по почкам. В другие места бить не стал. Ведь он, в отличие, от бывшего сторожа, узнал его сразу. Савельич упал на колени, потом мордой об пол. Бутылки он все-таки успел заграбастать. Они разбились, вино, как черная кровь Минотавра разлилось по всему Гастроному.
— Дайте мне другие, — сказал Иван Петрович.
— В одни руки… — начала было продавщица, но тут же заткнулась. И не потому, что, наконец-то, увидела кулачищи боксера, а просто толпа загудела:
— Сколько можно мучить народ! Отдайте ему вино! — Ну, она и отдала.
О, времена! О, нравы!
И вот теперь этот бык опять попался ему на пути. Третий, и, как говорится, последний раз.
Вадик Григорьевич опять крикнул:
— Лучше умереть, сражаясь, чем опять жить, как нищий охранник! — и побежал на киллера.
Петруха нажал на курок, но выстрела не последовало. Пестелина очень удивилась:
— Неужели он зарядил в пистолет всего три пули? — подумала она.
Вадик получил удар пистолетом по голове, и упал к ногам своей Татьяны, за которой прятался киллер. Он потащил ее за угол, а Вадик, истекая кровью, пополз следом. Стрелять было нельзя.
Пестелнна поймала в оптический прицел лицо Татьяны.
— Слишком полное лицо, — сказала она, — за таким легко спрятаться. — Но тут она увидела, что Татьяна укусила ненавистного киллера за руку, в которой тот продолжал держать пистолет. — Почему он не убрал пистолет? — подумала Пестелина. И, наконец, увидела, что киллер вставляет в него новую обойму. Видимо, сначала вставил не ту. А может, нарочно вставил обойму с тремя пулями. Не хотел искушать себя, и убить больше народу, чем было запланировано.
Киллер хотел ударить даму рукояткой пистолета, но именно за эту руку Татьяна и вцепилась зубами.
— Ах ты, тварь зубастая! — выругался Ивин Петрович, и отпустил вторую руку, которой держал даму за шею. Он уже замахнулся, чтобы ударить ее в темя, но Пестелина нажала на курок.
— Ниже, — решила она, — надо было брать чуть выше. А где тут пристреляешься. По воронам бить? Жалко. У них как раз сейчас птенец где-то здесь в траве прячется. Кошки, собаки, а тут еще стрелять по ним из снайперской винтовки. Не могу.
Действительно, она целилась в лоб, а попала в нос. Так сказать, снайперский джеб. Кровь залила лицо и платье Татьяны и лицо и рубашку Вадима Григорьевича. Он как раз подполз поближе, и бросился на убийцу.
Народ побросал шашлыки и побежал в разные стороны. Зрелище было страшное. Голова Петрухи раскололась надвое.
— Пули разрывные, — сказала, посмотрев в оптический прицел Пестелина. — Такими же, наверное, стреляли в Нельсона Манделлу. Ему разрывная пуля попала в шею, но разворотила всю грудь и перебила хребет.
— Они все в крови, — сказала Пестелина про Вадима и Татьяну. — Теперь они повязаны кровью. А хотели обвенчаться.
Пестелина вспомнила, что стрелять надо еще четыре раза. Два раза в легкие, и еще два раз немного пониже. В печень, и в… что у них есть еще там? Как Ким Бэсинджер, когда парень, с которым она трахалась, чтобы ее любовника по быстрее выпустили из тюрьмы, рассказал про эти интимные отношения вышедшему из тюрьмы любовнику.
— Какой подарок будет Осирису, — вдохновенно сказала Пестелина.
Вроде бы: зачем стрелять, если у врага голова и так раскололась пополам? Дело в том, что необходимо не только доставить тело и душу покойника в расположение Царства Осириса, но и:
— Показать свою душу!
Показать не только кого прислали, но и себя, Почтальона, как сказал Кевин Костнер. Впрочем, сейчас это не важно.
— Но зачем? — подумала Пестелина. И тут же ответила: — Очевидно, чтобы получить подарок за хорошо сделанную работу. Что бы это могло быть? Ну, очевидно, что не золотое кольцо с Ониксом за пятьдесят две тысячи. Что же тогда? Кажется, я поняла. Почтальон получает в подарок энергию покойника. Плюс знакомство с Осирисом.
— Ну, вообще-то это довольно известная истина, — резюмировала она. И добавила: — Если не считать знакомства с Осирисом.
Считаю, что работа сделана не только чисто, но и с душой, — закончила Пестелина этот эпизод.
Вот так, сама того не подозревая, Пестелина одним выстрелом убила сразу двух зайцев. Один плюс четыре для души, имеется в виду. Киллера и сыщика, который его долго ловил. Ибо именно из-за этого выстрела, из-за того, что Серийник был ей убит, сидеть в тюрьме вместо него должен был теперь Алексей.
Павел вошел в комнату.
— Я досчитал до десяти, — сказал он.
— Я не слышала, — сказала Пестелина, пытаясь куда-нибудь спрятать винтовку. Но муж пер на балкон, как будто подозревал, что здесь спрятался любовник. Ну, если женщина так долго к себе не пускает — значит, у нее кто-то есть.
— Кто там? — спросил Павел. Он все-таки пролез на балкон, и увидел винтовку, покрытую пледом. Но он-то не знал, что это винтовка. — Кто там?! — еще более грозно переспросил муж.
— Ну, хватит уже! — сказала Пестелина. — Теперь я верю, что ты меня любишь. — Она взяла винтовку вместе с пледом, и вытолкала мужа с балкона. — Это винтовка. Ну, помнишь, мы нашли ее с тобой на Острове Сокровищ.
— Отлично помню, — сказал все еще недовольно Павел. И добавил: — Зря мы ее взяли.
— Почему?
— Ты здесь с ней обнимаешься, мечтаешь, а я должен из-за нее за дверью считать до десяти?
— Ну, ты же уединяешься от меня с роялем.
— А ты с винтовкой. Между прочим, винтовка женского рода, — сказал муж. — Ты лесбиянка.
— А ты тогда кто? Ты кто, я тебя спрашиваю, если ты мечтаешь наедине с роялем. Он ведь, как и кофе, мужского рода.
— Кто?
— Сказать?
Тут их мирный семейный разговор был прерван криками с улицы. Пестелина вышла на балкон. Народ в ужасе обегал место расстрела Серийника, и орал, как будто представлял себе, что и с ними сейчас будет то же самое.
