Зато мы могли — и попробовали — спросить адвоката, в чем было дело: в недоверии к науке или к тому, как я изложила полученные данные. Возможно, я не смогла достаточно убедительно донести информацию до присяжных? Оказалось — довольно неожиданно, — что, по мнению адвоката, мое выступление не имело для присяжных решающей роли. Ей показалось, что присяжные просто не поверили девочке. Вероятно, она не производила впечатления достаточно потрясенной, и ее поведение посеяло сомнение в том, что обвинение правдиво. В результате отец, как ни в чем не бывало, вернулся домой — туда, где собственный ребенок обвинил его в домогательствах.
Я не знаю, что стало с девочкой дальше, однако меня до сих пор преследует мысль, что мы могли больше сделать для нее. Существует только один способ повысить значимость свидетельских показаний для вынесения приговора — сделать научные данные более широкими и вескими, чем мы и решили заняться. Безусловно, исходные посылки Тамассии имели определенную ценность, и мы хотели возродить их в современном мире, например, для раскрытия дел с непристойными фото детей.
Помимо того, что это варварское предательство по отношению к ребенку, доверяющему взрослым, такие фото представляют собой преступление, активно набирающее ход в новом тысячелетии. Мы решили пойти по стопам Везалия и Тамассии и для начала изучить вариативность анатомии вен на тыльной стороне руки. Это та часть тела преступника, которая чаще всего появляется на подобных снимках. Благодаря нашему курсу по идентификации жертв катастроф в период с 2007 по 2009 год в Университете Данди побывало более 550 офицеров полиции; ко всем мы обращались с просьбой помочь в создании базы данных с целью изучения анатомической вариативности, и практически все они согласились.
Мы смотрели не только на вены: учитывались также шрамы, расположение родинок и веснушек, складки на суставах пальцев — так называемые вторичные биометрические показатели. Мы обнаружили, что при сочетанном анализе эти независимые переменные имеют огромное значение для обоснования идентификации. Мы фотографировали каждого офицера при обычном и инфракрасном свете: их кисти и предплечья, стопы, голени и бедра. В результате у нас возникла уникальная база данных, которая представляла огромную ценность для валидации наших исследований.
Мы получили несколько грантов, провели огромную работу, написали массу документов и уже помогли полиции в раскрытии более ста преступлений против детей на сексуальной почве, как оправдав невиновных, так и подтвердив обвинение. Мы сотрудничали с большинством полицейских отделений по всей Великобритании, Европе и даже Австралии и США. Обычно, когда дело поступает к нам, у полиции уже имеются и подозреваемый, и достаточное количество улик для передачи дела в суд. Однако во многих случаях подозреваемый не признает свою вину или, по совету адвоката, отказывается давать показания. В тех делах, за которые мы брались, более 82 % обвиняемых впоследствии признавали свою вину, ознакомившись с информацией, которую мы предоставили.
Это очень важно, поскольку означает, что дальше суд не продолжается — таким образом, экономятся деньги налогоплательщиков, и, что еще более ценно, пострадавшим не приходится свидетельствовать против обвиняемого, который может быть их отцом, бойфрендом матери или кем-то из знакомых. С большим удовлетворением могу сказать, что мы сыграли немалую роль в делах, на которых суд выносил приговоры с очень длительным сроком, вплоть до пожизненного, тем, кто совершил самые отвратительные и кошмарные преступления против наиболее незащищенных представителей человеческого общества. Ни один взрослый не имеет права посягать на невинность ребенка.
Такого успеха мы достигли во многом благодаря анатомии, в которой мертвые учат живых — не только завещая нам свои тела, но и, как Везалий и Тамассия, передавая накопленные научные данные.
Глава 13
Идеальный раствор
«Я заявляю, что изучал и преподавал анатомию не по книгам, а по вскрытиям, следуя не рассуждениям философов, а ткани самой природы»
Уильям Харви, врач, De Motu Cordis (1628)
Мертвые должны где-то покоиться до тех пор, пока не обретут свое последнее пристанище, и те, кто завещает свои тела нашему отделению анатомии, выбирают в этом качестве отличную комнату ожидания, полную по-настоящему неравнодушных людей. Чтобы показать свою веру в нашу работу, многие сотрудники кафедры анатомии подписывают завещательные формы, чтобы, когда придет их час — надеюсь, после долгих и счастливых лет на пенсии, — они вернутся на свои рабочие места, чтобы продолжить преподавание. В каком-то смысле они выбирают дисциплину, которой посвятили всю жизнь, своей работой даже после смерти.
Договор, который при этом заключается, многим может показаться пугающим, но на самом деле в нем ничего такого нет. Наши доноры частенько отличаются прекрасным чувством юмора. Один престарелый джентльмен заявил мне, к примеру, что ему очень льстит тот факт, что «молоденькая дамочка вроде вас интересуется моим престарелым телом». Многие убеждены в том, что их останки должны послужить для пользы других людей. Позвольте мне процитировать здесь слова Тессы Данлоп из письма, посвященного ее отцу, прямодушному пертскому фермеру.
Мой отец, Дональд, четыре года болел раком костного мозга в последней стадии, и его тело из большого и сильного превратилось в развалину. Я ни за что бы не подумала, что оно пригодится для науки. Собственно, я вообще не знала, что тела еще нужны. Никогда не слышала, чтобы говорили, будто их не хватает. Разве трупы еще не заменили компьютерами? Но отец настаивал. «Мертвое тело — вещь страшно непривлекательная. Ты же не хочешь, чтобы мое валялось тут поблизости? Похороны я просто не переношу! Уверен, медицинская школа меня возьмет». Пара бланков, подпись свидетеля и через неделю он получил тот самый ответ, на который рассчитывал. Университет Данди… принял его «щедрый дар». Он тогда улыбался от уха до уха.
Мистер Данлоп трудился всю свою жизнь — неудивительно, что он собрался потрудиться и после смерти. Однако, хотя наши доноры уверены в своем решении, их родным порой непросто с этим смириться. Вдова, муж которой завещал свое тело моей кафедре, попросила меня «позаботиться» о нем — похоже, она не совсем понимала его решение и его желания.
Передать останки человека, которого любил всю свою жизнь, какому-то незнакомцу бывает очень непросто, поэтому мы крайне серьезно относимся к своим обязанностям. Поскольку человеческая анатомия и внутреннее строение находятся в центре всей нашей работы, мы тщательно защищаем и оберегаем тех, кто решил после смерти послужить обществу и позволить нам больше узнать о человеческом теле. Та вдова, кстати, настолько прониклась нашей работой, что на поминальной службе по ее мужу тоже подписала форму, завещав нам свое тело. И такое происходит достаточно часто.
Я согласилась занять свой пост в Университете Данди при условии, что всем студентам будет гарантировано полное анатомирование человеческого тела. В глазах большинства руководителей университетов, анатомия — мертвый предмет, от которого нельзя ожидать финансовых поступлений, а потому это избыточная роскошь. В результате медицинские факультеты начали на ней экономить. Управленцев впечатляют современные технологии и виртуальная реальность, которые, по их мнению, лучше вписываются в нынешнюю концепцию образования. Однако утверждать, что в анатомии не может быть ничего нового и что с ее помощью нельзя совершенствовать оперативные процессы, значит недооценивать ее значение для огромного количества других дисциплин. В нашем ленивом мире гораздо проще объявить предмет мертвым, чем посмотреть, как его можно оживить и углубить.
