Войдя в современное здание университета, Сусанна и Или-ан с удивлением обнаружили в большом вестибюле с цветными стеклянными стенами репортеров с телевидения, которые брали интервью у студенток.
Илиан тут же поинтересовался у одного из операторов, что здесь происходит.
– Мы ждем, что ректор публично объявит, есть ли среди мертвых девушек студентки, приехавшие по программе «Эразмус».
– Ну и дела! – воскликнул Илиан.
Сусанна задержалась возле информационной доски.
– Здесь нам с тобой лучше разделиться. Мне надо отнести документы на факультет филологии, а факультет точных наук находится в другой стороне. Тебе надо следовать вон тем указателям, – сказала она, показав в сторону одного из широких коридоров, открывавшихся из вестибюля в разных направлениях.
– Тогда встретимся в кафе после того, как нас запишут? Потом можем п-п… пообедать вместе. Сегодня занятий не будет.
– Нет, Илиан, не жди меня. И пожалуйста, никогда не надо меня ждать, если мы заранее не договорились о встрече. Я почти никогда не знаю заранее, куда пойду и когда вернусь.
Глава 19
Инспектор Мирта Хогг вышла на улицу выкурить сигарету. После совещания с комиссаром она чувствовала себя встревоженной и расстроенной. Ощущение, что она изменяет своим представлениям о преданности вышестоящему начальству, не давало ей покоя, терзало изнутри, словно крыса, засевшая в желудке. Клаус еще никогда не просил ее скрывать от комиссара информацию о расследовании, которым они занимались, каким бы деликатным оно ни было. А она не стала спрашивать, почему он попросил оставить в тайне визит к бывшей жене кладбищенского гида и сведения о мастерской по ремонту мотоциклов, принадлежавшей одному из членов предполагаемой неонацистской организации по имени Флай. Но если бы ей пришлось выбирать между профессиональной преданностью комиссару и личной преданностью Клаусу, она без сомнения выбрала бы второе.
Делая глубокие затяжки, Мирта не торопясь шагала по пустому тротуару, огибавшему по кругу здание комиссариата, и мысленно просматривала содержимое своего блокнота.
В 15:30 она подъехала к владению Костанцы Раух – симпатичному одноэтажному домику с садиком перед входом, расположенному рядом с университетским госпиталем, где та работала. Женщина очень испугалась, когда открыла входную дверь, и Мирта представилась ей как инспектор полиции. Это была высокая статная женщина с крашенными в очень светлый цвет волосами, корни которых оставались очень темными. Приятные черты ее лица гармонировали с крупным телом. Узнав, что инспектор хочет всего лишь поговорить с ней о ее бывшем муже, женщина успокоилась и сообщила, что ни разу не видела его с того дня, когда выставила из своего дома.
– Я застала его врасплох, когда он показывал порнографические комиксы моей племяннице Гизеле, которая приехала к нам на каникулы. Это произошло десять лет назад, девочке тогда едва исполнилось двенадцать. Этот дом мой, так что ему здесь принадлежала только его одежда и коробки с журналами, которые он коллекционировал. Вообще он человек необщительный, предпочитает уединение, хотя по своей профессии умеет прекрасно общаться с публикой. Я познакомилась с ним, когда он работал обычным городским экскурсоводом, но вскоре после того, как мы поженились, решил организовывать ночные экскурсии на кладбища и стал вести себя довольно странно. Он почти не спал и полностью погрузился в изучение легенд о нацистах и книг по оккультизму. Когда я впервые легла с ним в постель, увидела у него на спине большую татуировку с головой дьявола. Он рассказывал, что в молодости они с друзьями совершали ритуалы, вызывая духов умерших. Они хотели поговорить с духом Гитлера и другими персонажами эпохи нацизма. Тогда я не придала этому значения, мне нравилось слушать его рассказы. Он всегда использовал презерватив, чтобы я не забеременела. Мне хотелось иметь детей, но Густав решил, что он не сможет их воспитать, и он был уверен: когда они подрастут, весь мир снова погрузится в хаос.
Мирта слушала ее и, не задавая вопросов, делала пометки в блокноте. Похоже, эта женщина слишком долго не могла ни с кем поделиться тем, о чем рассказывала. Ей нужно было выплеснуть наружу все свои разочарования, всю тоску и злость, накопившиеся за годы брака. Возможно, по этой причине в ее дыхании Мирта уловила запах алкоголя.
– Никогда невозможно понять, что скрывается в голове такого человека, как Густав. Если он впутался в какие-то неприятности, с ним придется нелегко. Я не могу ничего утверждать, потому что у меня нет доказательств, но только ему одному известно, что он собирался сделать с моей племянницей.
– Ваша племянница рассказывала вам или своей матери о том, что произошло у нее с дядей?
– Она никогда не хотела говорить о Густаве, даже когда стала взрослой. Сейчас ей двадцать два года, и я надеюсь, что она счастлива, – сказала женщина, прежде чем Мирта Хогг закончила делать последнюю запись в блокноте.
Попрощавшись с Костанцей Раух и заверив ее, что бывший муж не узнает о том, что она о нем рассказала, Мирта Хогг решила ехать домой, сделав большой круг в северном направлении по Прагерштрассе. Когда она села в машину, обнаружила капли воды на лобовом стекле, поблескивавшие в слабом сумеречном свете, и поняла, что моросит дождь. Вскоре Мирта остановила машину у здания с множеством квадратных окон на желтоватом фасаде, ничем не отличавшемся от других жилых домов на этой улице и еще множества домов в этом городе.
Войдя в кухню, она взяла пакет с сухим кормом и покормила йоркширского терьера, которого еще щенком подарили ей родители в 2000 году. Собачка уже не могла радостно скакать возле ее ног, когда Мирта открывала дверь и входила в квартиру, потому что на прошлое Рождество ей исполнилось семнадцать лет. Долгое время это хрупкое существо было для Мирты как дочь, а теперь, когда собачка ничего не слышала и едва различала тени предметов, она любила ее, как старую больную бабушку, которой в скором времени предстояло покинуть этот мир.
Мирта взяла собачку на руки, отнесла к себе в спальню и положила рядом с подушкой на кровать, где они спали вместе, за исключением тех ночей, когда Клаус Бауман оставался у Мирты до рассвета. В такие ночи они пили виски и занимались сексом. Раздеваясь, она подумала, что ее живой талисман вряд ли скучает по мужчине, который отправляет ее спать в корзину у закрытой двери в спальню. Прошло уже два месяца, как Клаус Бауман не появлялся в этой квартире.
Мирта приняла холодный душ, как делала всегда, когда чувствовала себя усталой и сонной, высушила волосы, оставив их распущенными, накрасилась, натянула очень узкие легинсы, футболку и куртку с металлическими заклепками, – все из черной кожи, как и блестящие, похожие на армейские, сапоги, и вышла из дома. Ей еще предстояло выяснить, в какие из баров Лейпцига захаживал байкер-неонацист по прозвищу Флай.
Она просмотрела базу данных комиссариата, однако за Эрнстом Хессеном не значилось ни судимостей, ни задержаний. Она также не нашла его имени в списках лиц, подозреваемых в принадлежности к мафиозным преступным группировкам, террористическим и расистским организациям, находившимся под пристальным наблюдением полиции. Кроме того, по адресу его последнего места жительства в Лейпциге никто, не проживал. Она сама убедилась в этом, побывав на Вольфнер-штрассе, прежде чем идти на встречу в баре «Эндзиг».
