Клаус Бауман быстро просмотрел каталог. Достав из кармана куртки сложенную вдвое салфетку из бара, он показал ее Брайт Колеман.
– Вы когда-нибудь видели татуировку, похожую на эту?
Женщина бросила взгляд на салфетку.
– Черный шестиугольный саркофаг встречается часто, хотя я никогда не видела этих трех спиралей внутри круга. Однако я знаю человека, который мог бы вам помочь. Он большой знаток эзотерических символов.
– Назовите нам его имя и где мы сможем его найти, – поспросил Клаус Бауман, доставая блокнот и шариковую ручку.
– Его зовут Густав Ластоон, у него фирма, занимающаяся кладбищенским туризмом.
Клаус посмотрел на агента Европола, безмолвно спрашивая: «Что это за игры?»
Они вышли из студии и двинулись к машине.
– Мы вернулись к началу, как в лабиринте, – заметил инспектор.
– Давайте встретимся с гидом, прежде чем возвращаться в комиссариат, – предложила Маргарит Клодель.
– Зачем?
– Чтоб еще раз расспросить о его работе.
– Тебя заинтересовало что-то из того, о чем говорила Брайт Колеман?
– На холстах с нарисованным саркофагом был найден женский ноготь с рисунком, разве нет? Кроме того, татуировка, изображающая раны, как от когтей зверя, которую мы только что видели, похожа на раны, нарисованные на спинах девушек. Эта татуировщица может быть причастна к преступлению.
– То, о чем ты говоришь, не имеет под собой никаких оснований, – возразил инспектор Бауман.
– Возможно, но самый лучший способ казаться невиновным – демонстрировать, что тебе нечего скрывать, а именно это делает Густав Ластоон с той первой минуты, когда он на рассвете позвонил на 112 и сказал, что обнаружил трупы. Поэтому сейчас мне очень хочется с ним поговорить. Есть вещи, о которых ты не спросил его во время допроса.
– Могу я узнать, что, по твоему мнению, я упустил?
– Подожди, когда я с ним увижусь и смогу посмотреть ему в глаза. Тогда и услышишь, о чем я спрошу.
– Полагаешься на свое шестое чувство?
– Нет, на опыт, только и всего.
Смирившись, инспектор нажал номер одного из контактов на своем мобильном.
– Ты где? – спросил он, услышав голос на том конце линии.
– Перед его домом.
– Он до сих пор не выходил?
– Нет, с тех пор, как я заступил на дежурство в восемь утра, тут никакого движения, – ответил полицейский, которому поручили следить за домом кладбищенского гида.
– Я еду туда с офицером Европола. Мы будем через десять минут. Сообщи мне, если он выйдет из дома.
Включив синий проблесковый маячок на крыше, Клаус направил машину на запад. Маргарит Клодель немного приоткрыла окно. Ей стало жарко в брюках, сапогах и меховом жакете. От Клауса не ускользнуло, что по сравнению со вчерашним вечером стиль одежды агента Европола изменился. Сегодня она выглядела моложе и привлекательней, но он не хотел поддаваться мимолетному всплеску желания. Однажды такое уже случилось и едва не стоило ему потери семьи. Ингрид дала ему еще один шанс, и Клаус не собирался его упускать.
Когда дверь дома приоткрылась, Клаус Бауман стиснул зубы.
– Что за игру вы с нами ведете? – спросил он, вытаращив глаза на кладбищенского гида.
У Густава Ластоона невольно мелькнула мысль, что стоит ему до конца распахнуть дверь и инспектор съездит ему по физиономии.
– Полагаю, мы должны зачитать вам ваши права, – вмешалась аналитик из Европола.
– Вы собираетесь меня арестовать?
Клаус Бауман сделал глубокий вдох и отошел на шаг в сторону.
– Я не люблю, когда со мной играют, господин Ластоон!
– Черт возьми, я просто пытался помочь! В чем дело?
– Почему вы дали мне имя Брайт Колеман, а она дала мне ваше?
– Она дала вам мое имя? Я не понимаю, что вы хотите сказать.
– Я вам что, шарик для пинг-понга? Вы полагаете, что меня можно гонять туда-сюда, слегка подталкивая ракеткой, оклеенной резиной? – резко бросил инспектор.
Вежливую мягкость, которую инспектор до сих пор демонстрировал в отношении Густава Ластоона, как рукой сняло.
– Нет, нет!.. Зачем бы я стал это делать?
– Вы предупредили ее, что я собираюсь с ней поговорить, разве не так?
– Я уже давно не общался с Брайт Колеман, по крайней мере, несколько недель. Чего вы от меня добиваетесь? Я понятия не имею, о чем вы говорите. Вы попросили меня назвать имя самого лучшего художника-татуировщика в Лейпциге, и я вам его дал. Я ничего не понимаю!
Клаус Бауман снова достал из кармана бумажную салфетку.
– Я показал ей рисунок саркофага с кругом на нем и спросил, не встречалось ли ей что-то подобное. Она ответила: нет, но сказала, что знает эксперта, который разбирается в эзотерической символике и может нам помочь. И назвала нам ваше имя. Вы ни разу не упомянули, что специализируетесь на интерпретации оккультных символов и знаков.
– У меня нет никакого специального образования в этой области, я просто любитель… Я рассказал вам все, что знаю об этом символе. Сегодня утром я собирался пойти в библиотеку университета, чтобы поискать книгу, которая могла бы помочь вам лучше понять все, о чем я говорил до сих пор. Чего еще вы от меня хотите? – возмущенно спросил Густав Ластоон.
– Назовите мне имена и места сбора неонацистских групп, которые могут носить на плече татуировку с таким саркофагом.
Густав Ластоон с презрением взмахнул руками.
– Я уже говорил вам, что люди, принадлежащие к настоящим тайным обществам, не станут демонстрировать свои неонацистские символы направо и налево. Так поступают одни идиоты.
– Я уверен, что, кроме этого Флая, вы знаете кого-то еще из тех, что сейчас ведут дела в России, – сказал Клаус Бауман, с недоверием глядя на гида.
– Вы хотите, чтобы я начал выдумывать имена, как во времена охоты на ведьм?
– Я даю вам возможность доказать, что вы не имеете никакого отношения к смерти девушек, – более спокойно ответил Клаус.
– Я полагал, что мы все считаемся невиновными, пока не будет доказано обратное, – возразил гид, вернув себе самообладание.
– Этот принцип годится для судьи, а не для полицейского из отдела убийств.
Маргарит Клодель получила на телефон несколько срочных писем из Гааги и теперь, стоя у двери в дом, читала их. До сих пор она хранила молчание. Однако затем, выключив мобильник, она попросила кладбищенского гида войти в дом и сесть в одно из кресел, стоявших в комнате, представлявшей собой гостиную, обставленную старой обшарпанной мебелью. На стенах висели несколько абстрактных картин в темных тонах.
