Пройдя через несколько стеклянных дверей, расположенных между массивными колоннами, они поднялись по первому маршу лестницы, чтобы попасть в крипту. Вопреки внешней квадратной форме башни, она представляла собой большой круглый зал. Маргарит невольно вспомнилась «квадратура круга», и она подумала о вероятном масонском происхождении монумента. Она утвердилась в своем мнении, глядя на сгруппированные по две статуи средневековых рыцарей, стоявших во весь рост со скрещенными на груди руками и слегка наклоненной вперед головой в торжественном молчании и глубоком раздумье. Без сомнения, во времена своего создания в первом десятилетии XX века этот погребальный монумент являл собой воспевание древних эзотерических ритуалов и языческих обрядов. В зале не было потолка, вместо этого над ним открывалось еще одно круглое пространство, простиравшееся на головокружительную высоту до самого купола башни. Там, наверху, виднелись еще четыре огромные статуи, похожие на изображения богов, сидевших рядом с большими круглыми окнами. Чтобы добраться до смотровой площадки на куполе, им пришлось подниматься по узкой винтовой лестнице, которую Маргарит Клодель преодолевала в невольном страхе. Она пришла в себя, только когда вышла на внешний балкон и глотнула свежего воздуха. Здесь, на самом верху, не было ни одного посетителя.
– Я насчитала больше трехсот ступенек, – прерывисто дыша, сказала она, прежде чем посмотрела вдаль на панораму Лейпцига и лесистые равнины, окружавшие город.
Клаус Бауман подошел к отрытому парапету башни.
– Иди сюда. Отсюда ты сможешь представить, как выглядели трупы, когда я увидел их с вертолета.
– Да, я представляю, – подтвердила она.
Маргарит Клодель достала из рюкзака планшет, включила его и поискала взглядом центральную ось фасада – на ней располагалась гигантская статуя средневекового рыцаря, перед которым лежали нарисованные саркофаги с трупами девушек.
Она попросила Клауса встать рядом с ней и подняла планшет, делая вид, что они пара туристов, снимающих видео. Потом вывела на экран несколько увеличенных снимков, с воздуха, сделанных инспектором с вертолета и, вытянув вперед руки, наложила изображение на экране на тот вид, который открывался с башни.
– А теперь ты попробуй себе представить.
Клаус Бауман просмотрел несколько разных снимков, сравнивая то, что видел на экране, с тем, что видел своими глазами в ста метрах внизу, у входа в монумент.
– Может, ты скажешь мне, что я должен увидеть, потому что я ничего не вижу?
– Асимметрию, – ответила она.
– И какого черта она означает? – воскликнул он, ничего не понимая. У него в голове по-прежнему крутилась версия о некрофильской оргии, выдвинутая Маргарит Клодель, пока они ехали в машине.
– Сценография места преступления создана не тайным неонацистским обществом. Это произведение большого художника, который хотел продемонстрировать, что его творческий гений способен создать грандиозную сцену погребения, в которую он с точностью до миллиметра вписал и саркофаги с мертвыми девушками, и пруд с водой, и башню. Расположение каждого элемента его скорбного творения определено сочетанием архитектурных материалов и человеческих тел, и оно совершенно. Это уникальное некрофильское полотно.
В продолжение своих слов Маргарит Клодель вывела на экран планшета график, который нарисовала в своем кабинете и который так ее интересовал.
– Смотри. Это поможет тебе понять смысл асимметрии, о которой я тебе говорю.
Клаус Бауман с любопытством прочитал слова, разделявшие вертикальные линии графика.
– Похоже на тест для определения коэффициента интеллекта, – не задумываясь, бросил он.
– Нет, все гораздо проще.
Клаус оторвал взгляд от экрана планшета и пристально посмотрел на агента Европола.
– Да ладно, Маргарит! – воскликнул он, взмахнув рукой. – Это же абсурд! Просто визуальное расхождение! С чего ты взяла, что здесь должна быть шестая мертвая девушка? У тебя нет ни одной улики, ничего, что подтверждало бы эту гипотезу!
– Признаю, пока это не более чем гипотеза. Но асимметрия сцены преступления заставляет меня думать, что, возможно, девушек должно быть не пять, а шесть.
– Тогда куда, черт побери, девалась недостающая девушка?
– Не знаю… Возможно, она не умерла от наркотика, как другие пятеро, и Густав Ластоон или кто-то из его клиентов-некрофилов увел ее отсюда, прежде чем звонить на 112. Оставалось только убрать холст с нарисованным саркофагом и сунуть его в тот же белый фургон, на котором они приехали. Я даже допускаю, что она до сих пор жива, – уверенно заключила Маргарит Клодель.
– Мы не можем искать призрак!
Глава 8
Этот момент должен был наступить. Мы с Богомолом знакомы с самого начала. И мы не можем врать, когда нас об этом спрашивают. Да, мы знакомы. Все ждут очередной сессии чата. Они хотят знать правду про нас с Богомолом, прежде чем двигаться дальше. Я могу поставить себя на их место, и я их понимаю. До сих пор остается много такого, что надо прояснить и обсудить. Но лучше сделать это, когда мы познакомимся лично и поверим друг другу, когда не останется никаких сомнений. Трудно доверять человеку, которого никогда не видел.
Временами я задаю себе вопрос, о чем они думают. Что занимает их мысли каждую секунду каждого очередного дня. Мне интересно не то, что они думают обо мне или о нашем чате. Мне интересно, что они думают о себе. Если они сидят со мной в этой норе, это потому, что они не выносят, презирают, ненавидят, мучают и уничтожают самих себя. Я думаю, что их мысли не отличаются от моих. И хотя может показаться, что это не так, но мы все думаем об одном.
Меня воодушевляет желание скорой встречи. Каждую ночь мы продвигались вперед и узнавали друг друга гораздо лучше, чем я могла ожидать. Между нами возникли очень прочные связи. Необходимо сделать следующий шаг. Двинуться дальше. Лицом к лицу будет проще все решить. Мы сможем свободно поговорить о нашей тайне.
На часах двенадцать. Они ждут.
Черная Луна: Я знаю, что вы хотите все выяснить.
Балерина: Вот именно. Где Богомол?
Богомол: Здесь.
Черная Луна: А остальные?
Ведьмина Голова: Ха-ха-ха.
Туманность: Привет. Я не знаю, что думать.
Балерина: Полагаю, у вас должен быть весомый мотив с самого начала скрывать ваше знакомство. Это нечистая игра.
Яблоко П: Мы ждем.
Богомол: Я начну.
Черная Луна: Как хочешь.
Богомол: Большую часть времени я провожу в Берлине. Я дизайнер. У меня там студия. Но каждый раз, когда есть возможность, я возвращаюсь в Лейпциг, особенно по четвергам, когда я навещаю свою мать. Из Берлина до Лейпцига меньше часа поездом. Мне нравится ездить поездом. В Лейпциге у меня есть друг. Я знаю его со школы. Мы примерно ровесники и жили в одном районе. Мой друг сдает квартиру студентам, приезжающим по программе «Эразмус». В конце прошлого учебного года, где-то на исходе июня, он сказал, что к нему должна прийти одна девушка из Сербии, которая ищет квартиру, чтобы пожить в Лейпциге до октября.
