– Не думаю, что сейчас это важно. Я говорю о другом, о настоящих тайных движениях, которые создаются и растут в геометрической прогрессии. Каждый член тайного сообщества приводит пятерых новых. Группа из шести человек, и мужчин и женщин, большинство из которых молодежь, называется ПШ – подразделение «Шестиугольник». Подразделения одного города называются соты – как у пчел. Они исповедуют радикальную идеологию по сравнению со всеми известными неонацистскими организациями, но уже давно не принимают участия в патриотических манифестациях и уличных беспорядках. Кроме того, не говоря этого вслух, они отвергают любых иностранцев, живущих в Германии, даже если эти люди приехали из стран Евросоюза. Но их главная особенность не в этом.
Клаус Бауман знал, что секретные службы Германии внимательно отслеживают любую информацию о появлении новых преступных организаций, однако он не думал, что смерть пяти девушек могла быть связана с тем, что все они были иностранками. К тому же он не мог игнорировать тот факт, что трое из них даже не жили в Германии и приехали в Лейпциг за день до своей смерти. Ни одно из направлений, в которых велось расследование, не рассматривало ксенофобию в качестве возможного мотива преступления, в то время как кладбищенский гид, с которым он говорил, считался одним из главных подозреваемых.
– Так в чем главная особенность этой организации? – спросил Клаус, намереваясь направить словоизвержение Густава Ластоона в рациональное русло.
– Это идеальная военизированная организация. Каждый член ПШ имеет целый арсенал оружия всех видов: пистолеты, винтовки, гранаты, патроны…
Клаус Бауман не стал дожидаться, когда Густав Ластоон продолжит.
– Почему вы раньше не сообщили мне всех подробностей относительно этой организации?
– До вчерашнего вечера мне не удавалось найти ни одного члена ПШ из соты Лейпцига, с которыми меня познакомил Флай. А вчера они сами предложили мне присоединиться к ним.
– В своих показаниях вы утверждали, что они перестали с вами общаться, поскольку вы задавали слишком много вопросов. Вы забыли об этом? – заметил инспектор Бауман, подчеркивая очевидные противоречия в до сих пор гладком рассказе Густава Ластоона.
– Это Флай перестал со мной общаться, но те люди, о которых я вам говорю, даже не вспомнили, что с тех пор мы с ними не встречались. Они считают, что я друг Флая и разделяю их идеи. Если вы попросите, я мог бы внедриться в их организацию и передавать вам информацию. Это самый верный способ узнать их тайных главарей. Они и есть шесть «стражей смерти», которых вы ищете.
Поведение Густава Ластоона не переставало поражать Клауса.
– Когда я пришел, первое, о чем вы меня попросили, когда дали мне эту книгу, – это оставить вас в покое, а теперь предлагаете себя в качестве информатора…
– Я имел в виду, что вы перестанете видеть во мне подозреваемого в смерти этих девочек. Я первый заинтересован в том, чтобы узнать, кто такая Ведьмина Голова и почему она позвонила мне на мобильный и попросила, чтобы я устроил ей экскурсию на кладбище Зюдфридхоф в то проклятое утро.
Клаус Бауман снова взял со стола книгу, но ничего не ответил на предложение кладбищенского гида.
– Что еще есть в этой книге, чего я не знаю?
– Прочтите ее сами, инспектор. Если я вам расскажу, вы мне не поверите.
Глава 17
Никто не должен умирать в одиночестве. Нет лучшего доказательства ничтожности человека, чем то, что он встречается со смертью один на один. Даже осужденный пользуется привилегией иметь рядом с собой другого человека, пусть даже это его палач. Для того чтобы момент расставания с жизнью имел какой-то смысл, необходимо, чтобы рядом было другое разумное существо, которое в состоянии понять, что мы умерли. Мы живем для себя, но умираем только для других. Это единственная форма бессмертия. Без них мы не более чем останки, брошенные посреди пустыни. Куски мяса и костей, как те, что остались от верблюда или от скорпиона и со временем превратятся в песок, как будто никогда не существовали. Меня всегда поражало, с каким спокойствием снова начинают пастись газели после того, как гепард убьет одну из них, хотя за секунду до этого они, насмерть перепуганные, неслись от него со всех ног. Мы, люди, можем, по крайней мере, ощутить весь тот ужас, который сеет вокруг пустота смерти.
С тех пор как в детском доме в Белграде я стала читать романы, меня завораживали биографии писателей, одержимых жаждой смерти. И то, что все они встретили смерть в одиночестве: кто жестокую, как выстрел, кто легкую, как теплая ванна. О большинстве из них говорят, что они сошли с ума, но на самом деле сумасшедшие почти никогда не лишают себя жизни. Безумие, как у матери Богомола, трансформирует реальность до такой степени, что в ней больше не существует смерти. И только здравый смысл заставляет нас видеть ее, чтобы мы никогда о ней не забывали.
А я не могу забыть про чат. На часах двенадцать ночи.
Черная Луна: Всем привет! Особенно Яблоку П.
Ведьмина Голова: Ты носишься с ней, как с капризным ребенком, ха-ха-ха. Не понимаю, с чего она вчера так разозлилась.
Туманность: Я тоже. Эти истории, которые она не выносит, часть нашей жизни, то, из-за чего мы здесь.
Богомол: Была бы она другой, мы сейчас бы болтали о последней парижской моде.
Яблоко П: Не принимайте меня за идиотку!
Балерина: Никто так не думает, мы тебя слишком любим. Ты никогда не пробовала слезть с наркоты?
Яблоко П: К черту ваш дерьмовый чат! Теперь вы решили изображать моих спасительниц?
Черная Луна: Среди «девчонок из выгребной ямы» ты самая молодая. Ты должна дать себе еще один шанс.
Яблоко П: Вы разочарованы больше, глубже, чем я, и думаете, что можете помочь мне начать новую жизнь? Вот уж действительно забавно!
Туманность: Не понимаю, что тебя забавляет.
Яблоко П: То, что вы так беспокоитесь обо мне. Когда, блин, мы, наконец, будем говорить прямо?
Черная Луна: Никто из нас не связывал тебе рук, чтобы ты не могла писать все, что хочешь.
Ведьмина Голова: Давай, Яблоко, говори. Сколько раз ты думала устроить себе передоз, чтобы навсегда остаться в другом мире?
Яблоко П: Я думаю об этом каждый день и каждую ночь, поэтому не понимаю, какого черта тратить на меня так много слов. Знаете, чем я занимаюсь? Что я делаю каждый день, чтобы заработать себе на дозу?
Богомол: Ты сама говорила, что позволяешь, чтобы тебя трахал кто угодно.
Яблоко П: Это было до того, как я приехала в Амстердам. Теперь мне уже не надо терпеть в своей постели всяких подонков.
