– Откуда ты узнала об этих преступлениях? Ты говоришь так, как будто пересказываешь историю, которую тебе рассказал Густав Ластоон.
– Я вам уже говорила, что даже незнакома с этим человеком. Просто я знала, что он большой знаток в этой области.
Мирта Хогг достала из конверта фотографию шести нацистов с закрытыми платками лицами.
– И ты знаешь этих людей в масках?
– Только одного из них.
– Назови его имя, – потребовала инспектор отдела по расследованию убийств.
– Мой отец.
Маргарит и Мирта снова переглянулись. Первой заговорила Мирта Хогг:
– В какую чертову игру ты играешь? И это после той трагедии, которую ты уже спровоцировала? Мертвы не только пять твоих подруг-самоубийц, инспектор Бауман был нашим другом, и ты виновата в том, что его с нами нет. Всего этого не случилось бы, если бы ты с самого начала обратилась в полицию, – сказала она.
– Я очень сожалею о том, что случилось с вашим другом.
– Теперь уже поздно сожалеть, тебе не кажется? – отозвалась Маргарит.
Хельга ответила, что хотела позвонить, после того как узнала об исчезновении шести немецких девочек, но никак не могла решиться рассказать все, что знала, пока не услышала о гибели инспектора Баумана и о том, что его убил Густав Ластоон. К тому же ей пришлось ждать подходящего момента, когда ничто не могло помешать ее плану открыть правду.
– Я просто пытаюсь помешать тому, чтобы другие девушки продолжали гибнуть такой жуткой смертью. Посмотрите еще раз на фото, у них вся спина растерзана дагой. И это не мои выдумки, – добавила она.
– Нам известно, что несколько месяцев назад тебя задержала полиция, – сказала агент Европола.
Хельга ничуть не смутилась.
– Сегодня вечером я позвонила вам, хотя понимала, что вы наверняка знаете о моем прошлом.
– На той манифестации ты несла нацистское знамя. И пыталась оказать сопротивление полиции, – настаивала Маргарит, подчеркивая причины ее задержания.
– Вы решили, что я одна из них? Неужели вы действительно думаете, что, если бы я имела какое-то отношение к этим монстрам, я сидела бы здесь и рассказывала вам о тех невообразимых ужасах, которые они в течение многих лет творили в Лейпциге?
– Так убеди нас в том, что это не так, – сказала агент Европола.
– Я всегда слушалась своего отца с тех пор, как моя мать сошла с ума, узнав о том, что совершал он и его друзья. Это единственный способ сделать так, чтобы он не догадался, как он мне противен и как я его ненавижу. Примерно год назад он предложил мне вступить в группу неонацистов под названием ПШ – подразделение «Шестиугольник», входящую в лейпцигскую соту. Это тайная военизированная организация, которая называется «Стражи смерти». Ее лидеры носят на правом плече татуировку с изображением саркофага. Такая татуировка есть у моего отца.
Сказав это, Хельга оглянулась по сторонам. В кафе не было никого, кроме них. Быстрым движением левой руки она стянула свою футболку с правого плеча.
– У него такая же татуировка, как эта, только ее дополняет символ внутри белого круга, – объяснила она, быстро вернув футболку на место.
– А зачем ты ее носишь? – с подозрением спросила Мирта Хогг.
– Я сделала ее, когда вступила в свой «Шестиугольник». Отец специально возил меня к татуировщику в Берлин, чтобы мне ее сделали. Он говорил, что однажды я стану лидером «Стражей смерти», но тогда я еще не знала, что это означает. На самом деле я не знала этого, пока не нашла фотографии.
Агент Европола вспомнила, что Клаус Бауман рассказывал им об этих новых неонацистских группировках. Очевидно, что в рассказе Хельги была доля правды, если только она не вступила в сговор с кладбищенским гидом, чтобы обмануть их.
– У тебя есть оружие? – спросила она.
– У меня нет, но у всех остальных есть. У моего отца тоже.
Мирта Хогг решила на время оставить эту тему и сказала Хельге, что они видели эротические картины, написанные Максимилианом Лоухом.
– На одной из них ты лежишь обнаженная на диване в фуражке из тех, что носили нацисты, – добавила она.
– Мне заплатили очень много денег за то, чтобы я позировала для этой картины.
– Что ты знаешь о художнике из Нюрнберга?
– Я не уверена, что он член «Стражей смерти», но он работает на военизированную организацию, которую они возглавляют. На деньги, полученные от продажи его картин, они закупают оружие для каждой соты. Покупателей этих картин называют «меценатами». Они платят по полмиллиона евро за каждую картину, как та, что со мной, и за ночь любви с нами. Каждая девушка получает пятьдесят тысяч. Другие пятьдесят тысяч получает женщина, которая подбирает девушек, еще пятьдесят получает художник, а остальное идет организации.
Мирта Хогг хотела знать все.
– Значит, ты одна из этих шлюх?
– Называйте меня как хотите.
– Но ты только что сама в этом призналась.
– Тогда нет смысла спрашивать о том, что вы уже знаете, – бросила Хельга.
Реакция девушки заставила Мирту подумать, что стоит извиниться, но она этого не сделала.
– Женщина, которая находит этих девушек, живет в Берлине, верно? – спросила она.
– Да, у нее бизнес секс-услуг класса люкс, хотя называется он агентством киноактрис. Она ищет девушек, готовых сопровождать важных клиентов. Среди них отбирает моделей для картин Максимилиана Лоуха и предлагает их в качестве эксклюзивного подарка меценатам, чтобы заработать денег для создания новой Германии.
– Возможно ли, что на фотографиях, которые вы прислали, есть кто-то из этих девушек?
– Я не знаю, что было раньше, но последнюю партию девушек она купила у русских мафиози. Все они были девочки-подростки с Украины. Несколько дней она держала их у себя дома, а мне говорила, что они бездомные и у них никого нет. Что, если бы она им не помогла, их бы изнасиловали и убили в их стране. Но теперь я знаю, что она выкупила их, потому что до них никому не было дела и никто не стал бы заявлять об их исчезновении. Они умерли здесь, в Лейпциге, от рук людей-монстров. Так Лесси называла этих мужчин. У нее хватило смелости убить одного из них в Сербии.
– Назови нам имя этой женщины, и где мы сможем ее найти? – попросила Мирта Хогг.
– Я этого не сделаю.
Мирта Хогг не ожидала такого ответа.
– Но тогда как ты можешь ожидать, что мы поверим в твой рассказ?
– Просто поверьте, как поверил инспектор Бауман Густаву Ластоону. Если вы хотите, чтобы те шесть немецких девочек остались живы, вам придется сделать то, что я скажу.
Маргарит Клодель задумалась. То, что рассказала им Хельга, могло показаться паранойей, как та, которой страдал кладбищенский гид, или продолжением его бредовой конспирологической теории, в которую с самого начала поверил Клаус Бауман. У них не оставалось выбора, кроме того, чтобы дослушать все, что собиралась рассказать Хельга фон Майер. Безусловно, у агента Европола оставались те же сомнения, которые заставляли думать, что за смертью девушек-самоубийц стоял Густав Ластоон.
