По дороге в университет Сусанна позвонила парню из Чехии, Илиану Волки.
– Сусанна? Это ты? – спросил Илиан, даже не заикнувшись.
Он не мог поверить, что в такой ранний час эта девушка-испанка, которая, по ее собственному выражению, никогда не знала, куда пойдет и когда вернется, вдруг пожелала с ним поговорить.
– Да, это я, – ответила Сусанна. – Я хочу тебя кое о чем попросить.
– Надеюсь, тебе не надо решить задачку по математике? – пошутил Илиан.
– Нет, не надо, хотя я не уверена, что решение моей проблемы проще, чем у твоих уравнений.
– Тем интереснее будет искать это решение. Ты же знаешь, меня вдохновляют трудные задачи.
Сусанна улыбнулась, однако Илиан не мог этого видеть. Как и то, что в ее глазах блеснула слеза.
– Могу я несколько дней пожить в твоей квартире, пока не найду, куда приткнуться?
Илиан не стал задавать вопросов, но от него не укрылась грусть в голосе Сусанны.
– Понимаешь, квартира у нас маленькая, и в ней нет ни одной свободной комнаты, но в гостиной стоит диван-кровать.
– Годится, мне всего на пару ночей.
– Но ты не сможешь спать на этом диване. Он слишком жесткий и неудобный. Кроме того, мои товарищи – полуночники, и от них слишком много шума. Они постоянно будут тебя будить.
Илиан замолчал на несколько секунд, ожидая, что скажет Сусанна.
– Извини, я не хочу на тебя давить. Не беспокойся, придумаю что-нибудь другое.
– Нет, ты меня не поняла. Ты поживешь в моей комнате, а я… я буду спать на диване. Скажи, где мы встретимся, и я помогу тебе перевезти вещи.
– Ты настоящий друг, Илиан.
– Еще бы, другого такого тебе не найти, – смеясь, ответил он.
– Можешь встретиться со мной после занятий?
– Да, в час я буду в университетском баре. Я рад, что скоро снова тебя увижу.
– Я тоже. Теперь я знаю, кто я.
В это самое время Маргарит Клодель сидела за столом в своем рабочем кабинете в офисе Европола в Гааге. Вчера она села на последний поезд из Лейпцига в Берлин, а оттуда в ночном спальном вагоне доехала до Брюсселя, где на вокзале взяла напрокат машину и через полчаса была на своем рабочем месте.
Она устала. В пути ей почти не удалось поспать, несмотря на удобный вагон. Перед глазами неотступно стояли кадры ритуала, совершенного той женщиной и офицерами СС. Она снова и снова видела пламя факелов, выжигавших глаза зверски убитых девушек.
Ни она, ни Мирта Хогг не сомневались в подлинности пленки, скопированной на CD, который дала им Хельга. Однако она до сих пор не могла с уверенностью сказать, действительно ли отец Хельги один из убийц и правда ли, что ни она, ни Густав Ластоон не причастны к исчезновению шести немецких девочек. Вопрос о том, что же произошло на самом деле, оставался без ответа. После всего что им рассказала Хельга, Маргарит не хотела возвращаться в Гаагу той же ночью, однако Мирта Хогг не позволила ей остаться в Лейпциге и своими руками разрушить свою карьеру в Европоле. С точки зрения Европола ее упрямое желание продолжать расследование, чтобы выяснить правду относительно конспирологической теории, стоившей жизни Клаусу Бауману, не имело никакого смысла. Если она не выполнит приказ шефа, ее немедленно отстранят от должности, и в дальнейшем она не сможет действовать как аналитик и поддерживать контакт с их комиссариатом через свой мобильный офис. Хельга просила их поверить ей. Кроме того, когда Маргарит сказала, что через несколько часов уезжает обратно в Гаагу, Хельга дала Мирте Хогг ключ от какого-то замка и сказала, что на следующий день ровно в восемь вечера она должна ждать звонка на свой мобильный телефон. До этого момента они ничего не должны предпринимать. Только ждать. Девушка предупредила, что, если они сообщат в полиции о том, что узнали, она не просто станет все отрицать, но обвинит их в преследовании и проведении незаконного допроса.
– И вы больше никогда не увидите живыми тех девочек, – заявила Хельга, перед тем как выйти из кафе отеля «Рэдиссон Блю».
Провожая Маргарит на Центральный вокзал, Мирта Хогг обняла ее на прощание. Потом сказала, что будет держать ее в курсе по мобильному телефону, и ушла не оглядываясь.
Глава 22
Хельга провела день, сидя в кресле рядом с матерью. Она чувствовала себя призраком, невидимым для глаз постаревшей женщины, которые смотрели на дождь за окном, как будто и не было рядом с ней дочери, как будто для нее больше не существовало ничего и никого, кроме этих крошечных капель воды, стучавшихся в мутное окно комнаты. Ее безумие уже не трогало Хельгу. Она давно перестала чувствовать жалость к матери. Иногда спокойной, иногда раздражительной и вспыльчивой. Она смотрела на мать, как на прекрасный цветок, неповторимый, хрупкий и одиноко увядающий в своем саду, разоренном диким зверем. Мать жила, но утратила способность мыслить.
Незадолго до наступления сумерек Хельга вернулась в дом отца. Внутри было холодно. Поднявшись в свою комнату, она разделась, потом пошла в ванную и встала прямо перед зеркалом. Она предала своего отца, но осталась верна «девчонкам из выгребной ямы». Только в одном она им солгала: у нее не было никакого рака мозга. Или был? Разве не была злокачественной опухолью та идеология, которую с детства вдалбливал ей в голову отец? Разве те бесчеловечные идеи, которые он повторял раз за разом, не представляли собой смертельную опасность для сознания, которая в последние годы угрожала многим молодым немцам не меньше, чем злокачественная опухоль. Хельга знала, что должна поступить так же, как Лесси Миловач. Она должна покончить с монстрами, терзавшими ее разум.
Она приняла душ, быстро высушила волосы, накрасилась перед зеркалом. Потом, прежде чем одеться, взяла мобильный и позвонила Сусанне. Голос в трубке раздался в самый последний момент, когда она уже собиралась дать отбой.
– Привет, Хельга, – сказала Сусанна.
– Ты в доме Бруно?
– Нет, я сегодня сменила квартиру.
– Ты переехала, не сказав нам ни слова?
– Я все решила только сегодня утром. После всего, что случилось за последнее время, мне как-то не по себе.
– Мы так плохо с тобой обходились?
– Нет, дело не в этом. Просто я прогуляла много лекций и запустила учебу. Я хочу вернуться к нормальной жизни и быть как все другие студентки, приехавшие по «Эразмусу». Вы с Бруно действительно из другого мира.
– Не хочешь сказать, какие мы?
– Я оставила Бруно записку и ключи от квартиры и от его дома.
– И где ты сейчас?
– Один мой друг уступил мне свою комнату на пару дней. Это временно, мне еще придется искать квартиру, где я смогу жить до конца учебного года.
На мгновение наступила тишина.
– Ты помнишь, что я тебе вчера говорила?
