– Не мне вам рассказывать, чем все заканчивается, когда обвиняемый вроде как уже сидит, а с государственным свидетелем вдруг случается какая-нибудь неприятность. Обратно под залог вас не выпустят, пока не прокрутят полное следствие и не убедятся, что вы не при делах. Сколько это может тянуться? Два, может, три года? А в крытке что угодно за это время может произойти. От бомбы, может, вы и отбрешетесь, но что им помешает сунуть вас в одну камеру с четырехсотфунтовым каннибалом? Это если вы только каким-то образом ускользнете от бойцов из тех картелей. Да-да, эти ваши кореша, что хлопали вам в зале, мигом до вас доберутся, на киче это даже проще. Я-то посижу, если Эми точно не тронут. Как-нибудь переживу. Лучше уж это, чем второй вариант. Но если посадят вас – вам конец.
Волчек бросил взгляд на Артураса. Тот пригладил штаны, пытаясь подавить понимающую ухмылочку. Что бы я сейчас ни грузил Волчеку, ясно было одно: оставлять в живых ни меня, ни Эми вовсе не входило в их планы. Не хватало еще, чтобы я рассказал ФБР, что мою дочь похитили, а самого вынудили подложить бомбу в полный народу судебный зал. Но пусть и дальше держат меня за простофилю, купившегося на их шитую белыми нитками историю.
– Я все равно хочу знать, что вы такого можете сделать, что другие адвокаты не смогли, – упорствовал Артурас.
Хороший вопрос, и я дал на него простой ответ:
– Эти ваши фирмы пытались оспорить саму улику. Но не с той стороны зашли. Это как в футболе: предположим, у тебя совсем задрипанная, никому не известная команда, а играть надо с известной, богатой, у которой вдобавок офигительный распасовщик. При нормальной игре твоих игроков просто раскатают по площадке, выиграть нереально. Вроде и лезть нечего, только позориться. А вот лично я не колебался бы. Если есть какой-то супер-пупер-герой, человек-гора, которого мне не переиграть, нет проблем – я просто выведу его из игры. Покалечу. Возьму на такую подножку с вывертом, что он до конца сезона не очухается. Как там говорят – это игра с людьми, а не с мячом. В суде ровно то же самое: не можешь оспорить доказательства – дезавуируй свидетеля, который их предоставил. Если присяжные решат, что Голдштейн не заслуживает доверия, то совершенно не важно, что он там будет нести. Интернет мне нужен, чтобы хоть что-то на него накопать. Послушайте, непохоже, чтобы у нас был выбор. Либо впрягайтесь и помогайте, либо я подержу ваше пальто, пока пристав будет ковать вас в браслеты. Все элементарно.
Волчек с Артурасом согласно закивали.
– Что вы накопаете за час? – спросил Артурас.
– Не знаю, пока сам не увижу.
Я и в самом деле не знал. Но была мыслишка, где искать. Было видно, как плотно сжатые губы Волчека кривит нерешительная улыбка. Он был явно заинтригован.
– Ладно, – сказал Артурас, доставая свой «Айфон». – Где смотреть?
– Он из Висконсинского университета. Начни с его трудовой биографии, а потом найди список работ. Мне нужны его публикации за двухтысячный, две тысячи четвертый и восьмой годы.
– Почему именно за эти? – удивился Артурас.
– Когда собираешься тряхнуть на перекрестном допросе любого ученого, первым делом смотри именно эти годы. Тогда проводилась АНИА – американская научно-исследовательская аттестация
[9]. Чем больше научных публикаций всякие профессора и академики вывалят в ходе АНИА, тем большее финансирование привалит в их институты и тем больше бабла эти яйцеголовые унесут домой. Пока идет аттестация, все только и строчат научные статьи как умалишенные, и даже грамотные люди могут от спешки такого там навалять, что сами потом дивятся. Вдобавок про нормальные научные теории сильно не распишешься, все они наперечет, вот и начинают чисто для весу и объему даже в обычные газеты гнать про барабашек, НЛО и прочую такую пургу, лишь бы за публикацию зачлось. Чем больше статей – тем больше бабла. Если на Голдштейна есть что-нибудь пикантное, то только там и надо искать.
Гонять на перекрестном допросе ученую публику мне доводилось не раз, и про фокус с АНИА я уже сто лет как знаю. Не было случая, чтобы не нарыл там боеприпасов. Это как все остальное в жизни – начинай с денежных интересов, а все остальное само притянется.
Пока Артурас лазал по Сети, я внимательно прочитал экспертный отчет Голдштейна. Довелось мне как-то представлять по делу о подделке чеков некоего Арчи Мейлора – тогда-то и начитался подобных отчетов выше крыши. Арчи был у меня подставным, когда я и сам баловался мошенничеством со страховками. Настоящий талант. Паспорта и удостоверения, которые он мне рисовал, были лучше настоящих. В ходе рассмотрения его дела мне тоже пришлось подвергнуть перекрестному допросу одного почерковеда-криминалиста, который давал показания по поводу почерка Арчи на липовых чеках. Не особо уже помнилось, на что эти ребята обращают внимание при экспертизе, но ведь и времени прошло порядком. Что действительно застряло в голове, так это что они первым делом смотрят на заглавные буквы в начале предложений и имен. Я еще раз заглянул в отчет Голдштейна. Ну да, он тоже сосредоточился на заглавном «Г» в начале фамилии «Геральдо», которую Волчек накалякал на купюре маркером. Помимо отчета Голдштейна, я нашел бумагу из криминалистической лаборатории; там рублевую банкноту проверяли на отпечатки. Судя по всему, пальчики Малютки-Бенни и районного копа, который собирал его барахлишко, либо перекрыли, либо стерли любые другие годные для идентификации отпечатки.
Артурасу потребовалось семь минут, чтобы отыскать на университетском веб-сайте нужную страницу: «Перечень публикаций за 2008 г.» Ни фига. Проверили 2004-й – та же история.
Залезли в 2000-й, и вот оно – жемчужное зерно в навозной куче. Голдштейн, подобно прочим профессорам кислых щей, ковал железо, пока горячо. Навалял как минимум с полдюжины совершенно идиотских статей – объем надувал. Ну и чтобы денег срубить, естественно. Одна так и вовсе была хоть стой, хоть падай. Меня озарила гениальная идея.
– Эту статью нужно распечатать. Мне нужен ксерокс, бумага, горячий кофе, и чтоб меня на хер оставили в покое, – объявил я.
Под строгим контролем Артураса по его же «Айфону» я позвонил Джин, судейскому секретарю, и полюбовно договорился распечатать статью. Сказал ей, что с меня коробка пончиков, растолковал, как отыскать этот опус в Интернете. Подумал, что Мириам наверняка даже не знает, как Джин и зовут-то. Большинство всех этих звезд от юриспруденции до простого судебного персонала не снисходит – мелочь, она и есть мелочь. Ну и пусть, нам больше достанется. Среди этой «мелочи», между прочим, полным-полно достойных людей.
В бывшем кабинете судьи от меня наконец-то все отцепились. Виктор торчал в приемной, пытался реанимировать ксерокс. Как только тот заработает, надо сразу скопировать пару страниц, с увеличением – чтобы присяжные получше разглядели. Разложив на столе бумаги, я уставился в пространство. План понемногу складывался в голове, хотя она по-прежнему трещала от удара по затылку, полученного в лимузине. Если я собираюсь одурачить этих русских, надо усыпить их бдительность, пусть начнут мне доверять – тогда и перестанут поминутно заглядывать мне через плечо. Отец говаривал, что честного человека развести практически нереально, но заставить нечестного лоха довериться тебе – тоже нелегкая задача. Хороший развод полностью основан на доверии.
