Вскоре они уже катились единым клубком по тротуару, опрокидывая мусорные баки. Тут – удача. Объявились копы, но сунуться к мужикам не осмелились. Чем дальше те смещались по Малберри-стрит, подальше от ресторана, чем жестче становился махач – Пит со своим дружком швыряли друг друга в припаркованные машины, сигнализации которых тут же заходились истошным воем, визгом и кряканьем, и вообще устроили такой шум, гам и кавардак, что просто пальчики оближешь. Копы по-прежнему держались поодаль, предоставляя обоим монстрам без помех мутузить друг друга – ждали, видно, когда те выдохнутся. Когда полиции приходится иметь дело с подобными бугаями, не факт, что и от «Тазера»
[23] будет толк – электрошоком такую публику не проймешь.
М-да, пятьсот долларов за такой фееричный отвлекающий спектакль – не деньги.
Быстро глянул на обоих уличных тихарей и верхнего агента – все трое не сводили глаз с потасовки. Ко мне подкатил лимузин, пассажирская дверь распахнулась.
– Пересчитать деньги займет не больше получаса, денежка к денежке. Если не будете стоять здесь ровно через час, я сразу звоню, и кровь вашей дочери будет на ваших руках, – предостерег Артурас.
– Ты забыл, что мне надо дать инструктаж Тони насчет того, что ему говорить в суде. Мне нужно два часа, – возразил я.
– Даю ровно час, не больше.
Всего один час – это проблема. Придется работать быстро.
Часы на руке показывали 6:01. Меньше десяти часов до назначенного Волчеком срока.
Я выхватил у Артураса обе сумки, набитые деньгами, и, никем не замеченный, метнулся к ресторану. Распахнул дверь плечом – и сразу уткнулся прямо в дуло автоматического «кольта» сорок пятого калибра.
Глава 38
Встретили меня, естественно, вышибалы. Два типичных быка в черных кожаных куртках и шитых на заказ штанцах. Тот, что поменьше, держа чуть на отлете «кольт», целил мне в грудь. Баулы с деньгами тяжким грузом давили мне на плечи.
– Джимми меня ждет. Меня зовут Эдди Флинн.
– Руки на стену, – приказал тот, что с «кольтом», не такой урод, как его напарник. Его тупые карие глазки почти полностью скрывались в черной тени нависающих над ними троглодитских бровей. Дружок его был повыше ростом и, наверное, родился все-таки с носом – пока кто-то не решил напрочь его откусить. На месте носа у него из физиономии слегка выступал здоровенный шрам, похожий на небрежно защипанный пельмень с двумя черными прорезями по бокам, сходившими, видимо, за ноздри.
Я даже не двинулся.
– Насрать мне, кто ты такой. Не войдешь, пока я тебя не обшмонаю, – сказал вышибала с пистолетом.
– Ты даже пальцем не тронешь ни меня, ни эти кутули. У меня есть четыре миллиона причин, чтобы создать вам, парни, очень большие проблемы. Если я сейчас просто развернусь и уйду, Джимми наверняка захочется узнать, что за говнюк меня отсюда выставил. А я сразу скажу – а вон тот красавчик и его кореш, дед-мороз-красный-нос. Так что осади-ка назад, пижон, не то я так тебя усыплю, что вовек не проснешься!
Парни переглянулись.
– Ладно, но шаг в сторону, и мы вышибем тебе мозги.
Оба уткнули стволы мне в затылок и таким манером проводили в зал. В ресторане в этот момент обслуживался только один стол, за которым Джимми по ходу завтрака проводил утреннюю летучку – собственно, обычное толковище по понятиям, только с кормежкой.
Что бы там ни говорили в кино и в прессе, на самом-то деле у мафиози нету никаких званий, рангов и титулов. Во всяком случае, не в нынешние дни. Да, советники есть, консультанты тоже, но никаких там капитанов и боссов над боссами – оставьте все это Скорсезе и Копполе.
Однако с другой стороны, конечно, мафия – это вам не какой-то там коммунистический коллектив. Без босса в этом деле никак. В данный отрезок времени боссом был Джимми – в избранном криминальными семьями исполнительном комитете он выступал в качестве кого-то вроде председателя. Из десяти парней, собравшихся за столом, каждый как минимум раз кого-нибудь пришил. Джимми, наверное, побольше всех остальных – причем на близком расстоянии и лично. Своими собственными руками. Такая уж работа. Но вообще-то обязанности тут распределялись по принципу «кто в чем больше силен». Вот, к примеру, кузен Альби – который по жизни всем кузен, независимо от того, кто ты и откуда – со своим высшим образованием и дипломом был весьма компетентным бухгалтером. Рулил денежными потоками – там снять, туда положить, оттуда перевести, да еще и простирать все это в тридцати водах. Альби любил повторять, что есть тридцать абсолютно надежных способов отмыть деньги, только нужно задействовать все тридцать одновременно. Если будешь использовать только один метод, обязательно спалишься. А когда все тридцать, то, во-первых, не рискуешь большими суммами, а, во-вторых, меньше обращаешь на себя внимание. Альби одевался с иголочки, выглядел молодо и респектабельно и ни капельки не походил на гангстера.
В данный момент кузен Альби чинно кушал кашу из большой миски. От Джимми он сидел по левую руку. По правую я узрел его полную противоположность – Фрэнки. Тот бумажками и счетами не заморачивался, предпочитал простой ручной труд. Кожу у него на лапах можно было сравнить по фактуре с грубой наждачной бумагой – номера эдак третьего. Помню историю, как он нарастил себе на костяшках такую шкуру, как у бегемота, – всего за три дня, пока безостановочно молотил какого-то поляка, оказавшегося стукачом. К тому моменту, как Фрэнки с ним закончил, у бедолаги не осталось ни одного целого зуба, а рожа раздулась вдвое от своего нормального размера. Фрэнки настолько раздолбал себе кулаки, что неделю даже не мог сесть за руль. Сидел дома, опустив багровые переломанные руки в ведра со льдом. Физиономия у него с руками особо не дисгармонировала. Ему уже под шестьдесят, и это хорошо заметно. За столом в тот день страшноватые грубые лапы Фрэнки деликатно подносили ко рту сандвич.
Отопление в зале, судя по всему, фигачило на всю катушку. Я сразу почувствовал, как на лбу выступает пот. Ресторан мог вместить где-то с сотню народу за полусотней или около того столиков. Толстенный ковер в серовато-сиреневых тонах намекал вроде как на нечто неброско-старинное в интерьере, но двадцать огромных светильников сияли во всю мощь, словно в средней руки кинотеатре.
Вид у Джимми был самый обыкновенный, как и всегда. Обычно он носил простецкие свитера с темными брюками и нигде не появлялся без кепки на голове – отсюда и погоняло. Кепка была еще дедушкина, куплена на Сицилии годах в шестидесятых – серая, плоская. С того момента, как деда в Чикаго замочили копы, Джимми стал носить его кепку каждый божий день. Поговаривали, что он даже спит в ней. Такая вот уважуха к старшим. Из-под кепки выглядывали короткие черные волосы. Ростом Джимми не отличался, но был сложен как борец – толстенные руки, на груди и шее бугрится мощная мышца́. Начинали качаться мы вместе, в зале Мика Хоули, молотя по увесистым мешкам и гоняя с ними вверх-вниз по старой скрипучей лестнице. Когда отец впервые привел меня туда, никого из местных ребят я не знал. Были там в основном ирландцы в первом или втором поколении. К одному из ребят вообще никто не подходил – это и был Джимми Феллини. Поскольку сам я наполовину итальянец, мы о чем-то с ним разговорились – и вскоре уже на па́ру стирали костяшки на кулаках, отжимаясь на полу из крашеного бетона. Вообще-то говоря, мы с Джимми были неразлейвода как минимум лет пятнадцать. С тех пор как я последний раз его видел, он явно набрал несколько фунтов. А я вот свой вес сохранил, восемьдесят пять кэгэ, как в аптеке – далеко не задохлик, но и не грузный кабан какой-нибудь.
