– Эдди, не лезь ты во всю эту мутоту. Должен же быть какой-то другой способ, – не отставал Джимми.
От отведенного мне часа остались каких-то две минуты. Я уже нетерпеливо подскакивал на каблуках, готовый сорваться с места.
– Я уже сто раз все это в голове прокручивал. Другого способа нет. Я собираюсь дознаться, что происходит, а если дознаюсь – по полной, с доказательствами, – то передам все это федералам. Люди, которые водят за нос русскую мафию, долго не живут. Если я не разделаюсь с ними окончательно и бесповоротно, то заработаю себе на голову лишь банду киллеров, которые весь остаток жизни будут гоняться за мной и моей семьей по всему миру. Либо я сам эту гопу́ прикончу, либо они прикончат меня. Брось сообщение, как только Эми будет у тебя. И да, передай вот это.
Отдавая Джимми авторучку с гравировкой, я сказал:
– Напомни ей, как она сама просила маму купить мне эту ручку на День отцов. Не хочу, чтобы твои головорезы тоже ее напугали – пусть знает, что вернулась домой, в семью, что это я послал за ней людей.
– Сто пудов, братан, – отозвался Джимми.
Я развернулся и бросился к ресторану, оскальзываясь на асфальте и едва не задыхаясь от усталости и напряжения. Боль в спине и шее расплавленным свинцом тянула вниз, замедляла бег. Старался не обращать на нее внимания – если не поспею к ресторану вовремя, Артурас позвонит Элейне. Если та не ответит, начнет ее искать. Мне нужно сохранить преимущество. Пусть Bratva и дальше верит, что все карты у нее в руках. На полной скорости завернув за угол, я еще быстрей заработал ногами и руками. Только б успеть!
Когда подбегал к дверям, мимо промчалась патрульная машина, завывая сиреной.
В конце улицы показался белый лимузин.
Глава 46
Задняя дверь распахнулась, и я ввалился в темное кожаное нутро машины.
– Откуда это вы? – подозрительно поинтересовался Артурас.
Перед тем, как ответить, пришлось основательно отдышаться.
– Пришлось в обход. По-быстрому мотанул вокруг квартала, проверил, нет ли кого на хвосте. Все чисто, просто хотел убедиться – даже федералы не настолько уж тупые, чтобы купиться сразу на два отвлекающих маневра за день. Я понимаю, деньги большие, но они того стоили. Тони Геральдо теперь – наш человек, а вы, ребятки, заработали сегодня от итальянцев миллион поцелуев и благодарностей.
– Да уж надеюсь, – буркнул Артурас.
– Я тоже, – подал голос Волчек.
Я не сразу осознал, что он тоже в лимузине – темновато было. Должно быть, подобрали его, пока болтались в округе, дожидаясь меня. Если б я знал, что Волчек тоже в машине, то дважды подумал бы насчет предложения Джимми по поводу тяжелой артиллерии.
– Не переживайте. Прокуроршу сегодня ждет адская сковородка, – сказал я.
«Тебя тоже, Олек», – подумал про себя.
– Держите. Эта вроде в размер, – сказал Артурас, передавая мне белую рубашку, еще в магазинной обертке.
Даже узел на галстуке – и тот пропитался по́том. Я переоделся прямо в лимузине. Приятно было ощутить на себе свежую рубашку, а воротник и впрямь оказался впору. Артурас протянул мне другой галстук – на сей раз синий – и электробритву. Его предусмотрительность и внимание к мелочам продолжали меня удивлять: сообразил ведь, что адвокату защиты не к лицу появляться в суде в таком виде, будто он спал не раздеваясь где-нибудь под мостом.
Беседа быстро увяла, что я только приветствовал. Откинул голову, закрыл глаза, но сон не шел – мозг продолжал работать сверхурочно. С того самого момента, как увидел Артураса, я сразу почувствовал в нем убийцу – но совсем не такого убийцу, как Волчек. Артурас – убийца методичный и хладнокровный, в то время как Волчеком в первую очередь двигала страсть к чужим страданиям. В свою бытность как мошенником, так и адвокатом мне доводилось встречать и тех и других. Типы вроде Артураса довольно малочисленны и редки. Такие, как Волчек, встречаются гораздо чаще. Стоило мне об этом подумать, как сразу пришло в голову, насколько все-таки у Волчека много общего с Тедом Беркли – тем самым человеком, который прикончил мою адвокатскую карьеру чуть меньше года назад…
Беркли сделал попытку похитить семнадцатилетнюю Ханну Тубловски, когда та поздно вечером выходила из метро. Не успела она подойти к выходу, как чьи-то сильные руки обхватили ее сзади за грудь, оторвали от земли и поволокли в холодный темный тоннель. На той остановке в это позднее время никто из пассажиров больше из поезда не вышел. Человек, который напал на нее, подгадал момент так, чтобы оказаться в мертвой зоне между двух камер наблюдения. Когда она попробовала закричать, он зажал ей рот рукой и шепнул, что прикончит ее, если она хотя бы пикнет.
Какой-то бомж все-таки услышал крик и поднял тревогу. Нападавший скрылся. Подъехали транспортные копы, кое-как успокоили бьющуюся в истерике молодую женщину. На земле, примерно в том месте, где ее схватили, нашли месячный проездной на метро. Кто-то из копов подобрал пластиковую карточку скорее просто на всякий случай, чем движимый неким детективным озарением. Выяснилось, что уборочная машина прошла по платформе всего за десять минут до нападения. Это означало, что карту, скорее всего, обронил нападавший. Месячный билет был куплен по кредитке – кредитке Теда Беркли. Беркли чисто случайно выпал мне в ночном суде, поскольку своего адвоката по уголовным делам у него не было, и я даже умудрился добиться его освобождения под залог.
На суде линия обвинения основывалась в основном на этой самой карте и показаниях потерпевшей, которая опознала Беркли. Полиция обыскала его офис, квартиру и летний домик, но так ничего и не нашла. Ну а прикиньте, кто этот Тед Беркли – чуть за тридцать, денег куры не клюют, шикарная подружка, дача в Хэмптонс
[25]… Короче, отнюдь не типичный похититель. А как клиент – просто одно удовольствие с таким работать: вежливый, «здрасте – до свидания», платит исправно, во всем доверяет… Я, как и он, думал, что девчонка просто обозналась. Беркли заявил, что потерял бумажник, в котором в том числе был и проездной на метро, примерно за сутки до происшествия.
Ханна Тубловски, учившаяся в музыкальной школе, в тот вечер возвращалась домой на метро со студенческого концерта. Талантливая виолончелистка, она готовилась к поступлению в консерваторию. У нее были темные волосы, бледная кожа, и, когда она сидела на свидетельской трибуне, я отчетливо видел ее страх. И просто так-то выступать свидетелем страшновато, но нет более выматывающей жилы ситуации, чем встреча молодой женщины с тем, кто на нее напал.
Решив не вставать со своего места, чтобы во время перекрестного допроса Ханны выглядеть как можно менее угрожающе, я долго откашливался и перед тем, как задать свой первый вопрос, ободряюще ей улыбнулся. Но не успел я раскрыть рот, как Беркли прошипел мне в ухо: «Порви эту суку!» За все наши встречи, предшествовавшие суду, он ни разу так не выражался и вообще не выказывал никакой враждебности к потерпевшей.
