Двойные двери резко распахнулись, и к месту Кеннеди быстро прошагал агент Колсон. Шепнул что-то ему на ухо. Кеннеди встал, двинулся в мою сторону. Я отступил от Мириам, встал в самом центре отгороженной перилами части зала, предназначенной для судейских – адвокаты называют ее «колодец». Вытаскивая на ходу пистолет, Кеннеди крикнул:
– Стоять, Флинн! Ты арестован!
Я все просрал.
Глава 65
Волчек заметил, как Кеннеди кинулся ко мне, и занес большой палец над мобильником в руке.
В кои-то веки мне не нашлось что сказать.
Кеннеди встал передо мной, нацелив свой «глок» мне в голову. Колсон тоже вытащил пистолет, но держался позади, прикрывал босса.
– Не того берете, – сказал я, поднимая руки.
– Лицом на пол, медленно, – приказал Кеннеди.
– Это мой адвокат! Это произвол! – выкрикнул Волчек.
Задрав руки повыше, я опустился на колено, потом на другое. Опустил руки на пол, лег. Мраморный пол холодил щеку. Раскинув руки, словно распятый на кресте, я слышал в ушах упругое биение пульса.
Мне заломили руки за спину, сковали наручниками. Чьи-то сильные руки рывком подняли меня на ноги.
– Да что вы тут, блин, творите? – завопила Мириам. – Я же предупреждала – это тот еще жук! Ну разве не ясно, что Эдди вас просто дурачит? Сам хочет, чтобы его арестовали! На пересмотр дело тянет! Снимите с него наручники, пока присяжные не вернулись!
Агент не обратил на Мириам внимания.
Я ухитрился прошептать Кеннеди:
– До поверь же ты мне, наконец! Не делай этого. У них моя дочь. Артурас хочет освободить брата. У него автоматы, вон, в чемодане.
Кеннеди выступил вперед, чтобы увидеть головы людей в первых рядах. Чемодан был открыт, на его фальшивом дне сиротливо лежала единственная папка.
– В пустом-то? Поздно рыпаться, Флинн. Мы нашли твою предсмертную записку в квартире, а еще грузовую декларацию и планы здания. Все кончено.
В этот момент мне оставалось только молиться, что Джимми выручит Эми, что каким-то образом все-таки до нее доберется и отвезет домой к маме. Давненько же я не молился… Молитвенно сжав за спиной руки, я взывал к Богу спасти мою дочь. Руки и ноги словно обожгло кипятком, тело налилось свинцовой тяжестью, ударом молота прибила усталость – в воронку постигшего меня провала утекли последние капли адреналина, который один до той поры кое-как меня и поддерживал.
Кеннеди стал было выводить меня из зала, но не учел, что своим кавалерийским наскоком вызвал немалое бурление в рядах репортеров, которые устроили давку в дверях – всем приспичило щелкнуть меня выходящим из зала суда в наручниках.
Громовой голос у меня за спиной заставил Кеннеди застыть на месте.
– Офицер! Вы там! А ну заворачивайте назад! Черт бы вас всех побрал!
Этот голос я прекрасно знал.
Мы с Кеннеди синхронно обернулись. Перед своим креслом стояла судья Пайк, а рядом с ней возвышался верховный судья Гарри Форд. Его шестидесяти с чем-то лет как и не бывало. Какой там старичок-судья, дослуживающий до пенсии! Спина гордо выпрямлена, подбородок воинственно торчит вперед.
– Кто вы такой? – вопросил Гарри, пригвождая фэбээровца к полу пронзительным властным взглядом.
– Я – специальный агент Кеннеди, забираю подозреваемого для допроса, – отозвался тот, отворачиваясь и намереваясь двигать дальше.
– Специальный агент Кеннеди, один шаг за дверь с этим человеком – и буквально через час вы уже просто мистер Кеннеди! Немедленно вернитесь, снимите с него наручники и сядьте на место, мать вашу! – гаркнул Гарри – больше как армейский капитан из вьетнамских джунглей, нежели судья. Кеннеди и впрямь остановился, и впрямь повернул назад, но наручников с меня не снял – а то и про них я чуть было не сказал «и впрямь».
– Конвойный! – прогремел Гарри стражнику, который только что вернулся в зал с Бенни. – Если специальный агент Кеннеди немедленно не освободит мистера Флинна, арестуйте этого агента. А будет сопротивляться – пристрелите его.
Взявшись было протестовать, Кеннеди обратился к суду.
– Этот человек – это… – начал он. Но лучше б вообще не вякал.
– Если через пять секунд эти наручники не снимут, то очнетесь уже в обезьяннике, прямо в этом здании! – рявкнул Гарри.
Я увидел, как взгляд Кеннеди заметался между мной и Гарри. Такой тишины, которая опустилась при этом на зал, я в жизни еще не слышал. Слыхать было даже, как Кеннеди все тяжелей и тяжелей дышит. В этой почти могильной тишине конвойный шагнул вперед и выхватил у него пистолет. Не знаю уж, что за магические эманации исходили в тот момент от Гарри, но на конвойного они точно подействовали, поскольку, завладев пистолетом, он тут же направил его на Кеннеди, будто бы так и надо. Тот придвинулся ко мне так плотно, что, кроме меня, никто его больше не слышал.
– Хочешь взорвать тут все к чертям, Эдди? Конец делу?
– Меня подставили. Я готов был на все, только чтобы спасти дочь.
– Где бомба?
– Говорил же, что Левин – оборотень.
О фургонах на подземной парковке говорить сейчас нельзя. Если скажу, Кеннеди эвакуирует все здание, а мне нужно еще чуток времени. Буквально совсем чуток.
– Я тебе не верю. Левин – агент под прикрытием. Охрана уже обыскивает здание. Не верю тебе ни на грош.
– Кеннеди, отпустите его, – распорядилась Мириам.
– Не могу. И кстати, это вопрос федеральной юрисдикции. Это не ваша сфера, миз Салливан.
– И можете, и отпустите! Вы находитесь в зале суда, в котором действуют федеральные законы, да еще и собираетесь подарить главарю русской мафии пересмотр дела! Это его адвоката вы арестовали – процесс развалится, и он спокойно будет гулять на свободе. Вот этого-то и добивается Эдди. Неужели не понятно?
Я почувствовал, что Кеннеди колеблется. Взгляд его метался по залу, из головы разве что не шел пар.
– Время вышло, – объявил Гарри.
– Подождите еще чуть-чуть, пожалуйста. Стойте там. Просто смотрите. Не пожалеете – будет интересно, – ответил я Гарри и повернулся к Кеннеди: – Никуда я не денусь. В левом внутреннем кармане у меня визитка. Гляньте на нее.
К Артурасу я стоял спиной, и ему не было видно, что там достает Кеннеди у меня из кармана. Фэбээровец повертел визитку в пальцах.
– Это и есть та карточка, про которую я уже рассказывал. Вы – старший офицер Левина. Наверняка читаете его собственноручные рапорты. И попробуйте сказать, что это не его почерк.
Карточка позволила Кеннеди получить законную передышку. Хорошо, что я ее раньше ему не отдал. Лицо его заметно смягчилось, морщины на лбу разгладились. Дыхание из приоткрытого рта отдавало утренним кофе. Почерк он явно узнал.
