Разгрёб ветки. Тут клешни. На месте…
Только это не паук. И не рак. И вообще не животное.
Растёт полукуст, полудерево. Кора у него гранёная, да складками, наростами, буграми. Сучья угловатые. И впрямь — очень похоже на клешни. А веточки торчат тонюсенькие, жиденькие, прямо как усики.
В груди у меня отлегло. Плюнул, посоветовал:
— Чтоб тебе сгореть, страшилищу!
И пошагал дальше.
А позднее узнал, что зовут это чудище бересклетом. Говорили, что полезное растение, нарочно его сажают.
Но я до сих пор его страх-деревом зову.
Неужели медведь такой шумный?
Медведь — самый крупный хищный зверь наших лесов. Он массивный, покрыт густым бурым мехом, с очень коротким хвостом, лобастой головой и небольшими ушами. Он особенно не таится, когда в поисках пищи шумно продирается сквозь бурелом или ворочает камни и колодины. Хотя медведь и относится к отряду хищных, он всеядный: летом и осенью основу его рациона составляют сочные части растений, корневища, ягоды, орехи, жёлуди. Хищником он становится весной, когда пробуждается от спячки и нападает на всякую живность.
Что за кустарник бересклет?
Бересклет — лесной кустарник. У него длинные тонкие побеги, летом покрытые продолговатыми листьями. Он очень декоративен осенью: листья становятся ярко-красными, а когда опадают, на кусте остаются красные ягоды.
Весенняя осень
Хожу я в лес, гляжу, — какие происходят в нём весенние перемены.
На сухих пригорках проклюнулась трава. Голубые пролески цветут. На ветках почки лопнули, и показались из них зелёные хвостики. Скоро деревья совсем оденутся.
А тут что такое?
Вышел я на поляну, а на ней ещё самая настоящая осень хозяйничает. Стоят вокруг молоденькие дубки, с головы до ног в жёлтых осенних листьях. И на земле лежит жёлтый шуршащий половик. И стоит возле пенька на толстой ноге гриб-сыроежка, в красной шляпе набекрень.
Да уж не снится ли всё это?
Поморгал я глазами… нет, всё настоящее. А поверить не могу. Не могу я поверить, чтоб такое было!
Решил разобраться, присел на пенёк. А перед глазами — червонные листья на дубовых ветках…
Стала мне закрадываться в голову несусветная мысль: а что, если эта поляна волшебная? Как в сказке. Не бывает тут зимы, не бывает лета. Вечная осень стоит. И можно сюда в феврале ходить по грибы. А в июне — собирать букеты багряных листьев.
Даже чуточку страшно стало.
Тишина разлита над поляной. Ни шороха, ни хруста, ни птичьего голоса.
Чок!
Сорвался с ближней ветки сухой лист. Закачался в воздухе, упал.
Чок!
Сорвался второй лист. Ещё почка открылась.
Ах, вот в чём дело-то!..
Нагнул я ветку и увидел, что в пазухе каждого листа сидят спрятавшиеся почки. Наверное, укрылись от зимних холодов. А теперь разбухли и выталкивают старую листву. Оттого и на земле — сухой жёлтый половик…
Я его ногой отодвинул, а под ним — зелёная трава.
Сорвал я тогда сыроежку. Она свежая, крепенькая. Холо-одная. И тут я вспомнил, что сыроежки у нас осенью до самого снега держатся. Не боятся стужи. Стойкие.
Так почему бы им и весною не появиться?
Конечно: эта вот — самая первая, весенняя!
Значит, и на этой поляне — весна. Только её не сразу узнаешь. Она, озорница, осенью прикинулась.
Что за гриб сыроежка?
Сыроежки — одни из самых обычных в лесу грибов. У них шляпка сверху яркая, снизу с белыми радиальными пластинками. Они по большей части съедобные. Названы так за то, что их солят сырыми и едят уже через сутки после засола.
А разве грибы весной растут?
Весной в лесу можно найти довольно много грибов. Раньше всех, едва сойдёт снег, вырастают строчки и сморчки с характерной складчатой шапочкой. Потом появляются полевые шампиньоны, похожие на сыроежек рядовки. Многие из них съедобные, а сморчки считаются деликатесами.
Не услышал тишины
Я любил удить рыбу на Шашихе, около речного омута. Очень там хорошее место.
Правый берег — песчаный, низкий, на нём — старая мельница-поставушка. В летнюю пору, когда спадут воды, мельница не работает, — мельник заколачивает её и уходит в деревню. И правый берег делается безлюдным.
А на левом — и всегда никого нет. Он крутой, этот левый берег, и сплошь зарос тёмным и хмурым деревом — ольхой. Кажется, туда и не подступишься. Но если пролезть под ольхами, то будет очень удобно: удилище сунешь между веток, а сам сядешь на обрыве, как на лавочке, и ноги свесишь.
Как-то я пришёл туда половить окуней.
В конце лета бывают утра такие спокойные, приглушённые, будто усталые. Ни ветер не шелохнёт, ни птица не свистнет. Замерло всё.
Тихо.
Большая, круговая тишина стоит.
И тогда очень хорошо понимаешь, что и тебе тоже нельзя быть громким. Двигайся беззвучно; помалкивай, затаись, — иначе будешь тут чужим и ничего не поймёшь, что происходит.
Я опустил на воду леску, сел половчее, замер.
Клёва не было. Перяный поплавок, будто завязнув, лежал на чёрной, как деготь, воде. Казалось, он и не сможет дрогнуть.
Никогда не всколыхнётся тяжёлая волна, не закачаются огромные, как блюдца, белые кувшинки.
Несчитанные, забытые, проходили минуты.
Небо светлело; теплотой наливался воздух.
Тишина продолжалась.
И тут вдруг, как кулаком по уху, из-за излучины реки донесло: «Бу-ульк!»
Грубо, с плеском.
Если бы ударило один раз, я бы подумал, что это попросту сорвалась с крутого берега глыба земли и плюхнулась в воду. Но спустя немного, звук опять повторился.
И вот потому, что и во мне была эта утренняя тишина, и я хорошо понимал её, я почуял — звук чужой, недобрый.
