– Я задал тебе вопрос. Девочки кричали, когда ты выкалывал им глаза?
– Да, – раздался шепот Фритьофа.
– Малышки, теперь прислушайтесь! – обратился к бедняжкам ярл. – Внимательно прислушайтесь! Потому что это месть за вас!
Он положил острие меча на лицо Фритьофа, и тот издал дикий вопль.
Сигтригр помедлил, давая крику эхом прокатиться по залу, а потом нанес три коротких удара. По одному уколу пришлось на каждую из глазниц, а третий вонзился в горло. Кровь Фритьофа лужей разливалась по полу, смешиваясь с мочой. Сигтригр наблюдал за его смертью.
– Быстрее, чем он того заслуживал, – грустно заметил зять. Он наклонился, вытер острие клинка о плащ Фритьофа и вложил меч в ножны. Затем обнажил сакс и кивнул Ситрику, охраняющему Бриду:
– Дай ей подняться.
Ситрик отошел в сторону. Брида помедлила, потом проворно вскочила и кинулась на Сигтригра, как будто намеревалась выхватить у него сакс, но тот с презрительной легкостью удержал ее на расстоянии вытянутой руки.
– Ты собиралась ослепить мою дочь, – мрачно напомнил он.
– Я наделила бы ее мудростью!
Удерживая старуху левой рукой, правой Сигтригр занес над ней сакс, но тут вмешалась Стиорра, дотронувшись до его плеча.
– Она моя, – заявила дочь.
Сигтригр помедлил, потом кивнул.
– Она твоя, – согласился он.
– Дай ей меч, – велела Стиорра. Она по-прежнему сжимала Осиное Жало.
– Дать ей меч? – Зять сдвинул брови.
– Дай, – потребовала Стиорра. – Давай узнаем, кого любят боги: Утредсдоттир или эту старую клячу.
Сигтригр протянул сакс Бриде рукояткой вперед.
– Посмотрим, кого любят боги, – согласился он.
Глаза Бриды шарили по залу, ища поддержки, но не находили ее. На удар сердца она словно забыла про протянутый сакс, потом вдруг выхватила его из руки Сигтригра и сделала выпад, целя ему в живот. Молодой воин только презрительно отмахнулся от него правой рукой. Боковые грани у саксов затачивают редко, это оружие колющее, а не рубящее. Поэтому лезвие не оставило даже царапины на запястье Сигтригра.
– Она твоя, – повторил он, обращаясь к Стиорре.
Вот так моя первая возлюбленная встретила смерть. Умерла она не слишком хорошо, потому что моей дочерью руководила ярость. Стиорра унаследовала красоту матери, выглядела такой спокойной и изящной, но под этой прекрасной оболочкой скрывалось стальное сердце. Я видел, как однажды дочь убила священника и на ее лице была радость. И теперь снова наблюдал эту радость, когда она кромсала Бриду. Убить старуху можно было быстро, но Стиорра предпочла сделать это медленно, превратив каргу в скулящее, обмочившееся кровавое месиво, и лишь затем покончила с ней сильным ударом в горло.
Так Сигтригр Иварсон, Сигтригр Одноглазый, стал королем Йорвика.
* * *
Большая часть людей в Эофервике принесла присягу Рагналлу, но теперь почти все они преклонили колени перед его братом и наложили свои ладони на руки нового господина. Вновь я ощутил их облегчение. Христиан, схваченных и приготовленных для очередной массовой бойни Бриды, освободили.
– Насилия не должно быть, – предостерег я Онарра Гормсона.
Он, подобно многим прочим, дал клятву верности Сигтригру. Однако горстка воинов отказалась предать прежние клятвы, среди них и Скопти Альсвартсон, тот самый, что захватил троих священников и доставил их в Эофервик на потеху Бриде. То был твердолобый норманн с волчьим лицом, закаленный в битвах, с заплетенными в косицы волосами, достающими до пояса. Под его началом состояло тридцать восемь человек – целая корабельная команда, и Рагналл пожаловал ему земли к югу от города.
– Я поклялся, – твердо заявил он мне.
– Отцу Рагналла, Олафу.
– И его сыну.
– Тебя заставили принести эту присягу, – уточнил я. – Заставил Олаф.
– Я сделал это добровольно, – настаивал он.
Не в моих правилах убивать человека за то, что тот отказывается преступать клятву. Смерть Бриды освободила ее вассалов от обязательств, и многие из них оказались сбиты с толку таким неожиданным поворотом судьбы. Иные обратились в бегство, без сомнения в поисках приюта в мрачной твердыне Дунхолма, откуда со временем их придется выкорчевывать сталью, но большинство покорилось Сигтригру. Лишь единицы, не более дюжины, проклинали нас за ее гибель. Их ждала смерть. Бринкэтил, попытавшийся ударить мою дочь, а затем оскорбивший меня, был в их числе. Точнее, он готов был присягнуть, но, превратив меня во врага, обрек себя на гибель. Скопти Альсвартсон не проклинал нас и не бросал вызов, просто заявил, что не преступит через клятву Рагналлу.
– Поэтому делайте со мной, что хотите, – сказал он, – но позвольте умереть как мужчине.
– Разве я отобрал у тебя меч? – спросил я, и он покачал головой. – Вот и храни его, только дай мне одно обещание.
Скопти с опаской поглядел на меня:
– Обещание?
– Что не покинешь город без моего разрешения.
– И когда я его получу?
– Скоро, – ответил я. – Очень скоро.
Он кивнул:
– И я смогу присоединиться к ярлу Рагналлу?
– Можешь делать, что захочешь, – подтвердил я. – Но только после того, как получишь мое дозволение.
Норманн задумался на удар сердца, потом еще раз кивнул:
– Обещаю.
Я плюнул на ладонь и протянул ему. Он плюнул на свою, и мы ударили по рукам.
Орвар разыскал свою жену. Всех заложников мы обнаружили в бывшем монастыре. Они твердили, что обращались с ними хорошо, но при этом многие не удержались от вздоха облегчения, услышав от Сигтригра о смерти Бриды.
– У скольких из вас мужья служат сейчас моему брату? – спросил он.
Восемь женщин подняли руки. Их мужья находились теперь далеко на юге и, состоя в войске Рагналла, разоряли и насиловали, грабили и жгли.
– Мы пойдем на юг, – объявил Сигтригр. – И вы вместе нами.
– Но ваши дети останутся здесь, – вмешался я. – Им ничего не грозит.
– Ничего не грозит, – эхом повторил Сигтригр.
Все восемь взроптали, но молодой ярл не стал церемониться.
– Вы идете с нами, – постановил он. – А ваши дети – нет.
Теперь у нас насчитывалось семьсот с лишним воинов, хотя я не слишком полагался на преданность некоторых, несмотря на принесенные ими клятвы. Многие склонились перед Сигтригром во избежание неприятностей и, вполне вероятно, разбегутся по своим усадьбам при первой возможности. Город по-прежнему пребывал в страхе, опасаясь то ли мести Рагналла, то ли того, что Брида-колдунья не умерла на самом деле. Поэтому нам пришлось провезти ее труп по всем улицам. Мы положили его на ручную тележку, вслед за которой волочился черный стяг, вывезли на берег реки к югу от города, где и сожгли. Той ночью мы устроили пир, изжарив целиком трех бычков на жарком пламени костров из крестов Бриды. Четверо погибли, передравшись за эль, но то была малая цена. Большинству хватило песен, выпивки и местных шлюх.
