– Отец!
Оказалось, что это не мужчина, а мальчишка.
– Отец! – Этот второй крик издал мой сын, оттаскивая меня назад.
Малец дрожал и плакал, истерически всхлипывая, хватал ртом воздух, лицо его было покрыто кровью. Я поднял его. Я не понял. Просто увидел, как он появился справа от меня, и рубанул, но парнишке было всего лет девять или десять, а я наполовину отрубил ему левую руку.
– Все кончено, – твердил Утред, удерживая мою руку с мечом. – Все кончено.
Конечно, кончено было не все. Воины еще ударяли щитами о щиты, клинки рубили и кололи, но собственные соратники Рагналла обратились против него. Ирландцы вступили в бой, но на нашей стороне. Обрушившись на дружинников Рагналла, они издавали свой боевой клич, напоминавший высокий, до визга, крик. Ярлы, чьих жен мы вернули, тоже пошли против морского конунга, и из всей его тысячной рати осталась горсть, человек примерно двести, но и те были окружены.
– Хватит! – кричал Сигтригр. – Хватит! – Он где-то раздобыл коня и вскочил в седло. Его окровавленный меч указывал на людей, пытающихся убить его брата. – Хватит! Пусть живут! – скомандовал зять.
Его брат находился в кольце воинов, еще дравшихся за него. Когда битва стихла, эти малочисленные и окруженные бойцы опустили оружие.
– Присмотри за мальчонкой, – бросил я сыну.
Парнишка скорчился над своим убитым отцом, судорожно рыдая. Таким был и я под Эофервиком, промелькнула у меня мысль. Сколько лет было мне тогда?
– Мы старые? – спросил я у Финана.
– Слишком старые, господин.
На его лице была кровь, она капала с седой бороды.
– Ты ранен? – осведомился я. Он мотнул головой. На голове у него по-прежнему красовался шлем брата с золотой короной, в которой удар меча оставил зазубрину.
– Вернешься домой? – обратился я к нему.
– Домой? – Мой вопрос озадачил его.
– В Ирландию, – напомнил я и глянул на его корону. – Король Финан.
– Господин, я дома. – Он улыбнулся.
– А твой брат?
Финан пожал плечами:
– Ему теперь до конца дней придется мучиться позором. С ним все кончено. А еще, – тут мой друг перекрестился, – негоже человеку убивать собственного брата.
А вот Сигтригр убил своего. Он предложил жизнь тем из воинов, кто сдастся, и, когда они оставили Рагналла, зять сразился с ним в честном поединке. Я не смотрел, но потом узнал, что Сигтригр заработал рану в бедре и сломанное ребро.
– Биться он умел, – довольно заявил молодой ярл. – Но я лучше.
Я обвел взглядом людей на лугу. Их были сотни.
– Теперь они все твои, – сказал я зятю.
– Мои, – согласился он.
– Тебе стоит вернуться в Эофервик, – посоветовал я. – Раздавай земли, но позаботься о том, чтобы у тебя оставалось достаточно воинов для защиты городских стен. Четыре человека на каждые пять шагов. Часть гарнизона могут составлять мясники, пекари, кожевники и поденщики, но разбавь их своими дружинниками. И возьми Дунхолм.
– Возьму. – Он посмотрел на меня, широко улыбнулся, и мы обнялись. – Спасибо.
– За что?
– За то, что сделал свою дочь королевой.
На следующее утро я увел своих людей. В битве мы потеряли шестнадцать человек, всего шестнадцать, однако еще сорок были слишком тяжело ранены, чтобы их перевозить. Я прижал к груди дочь, потом склонился перед ней, ведь это была настоящая королева. Сигтригр попытался вручить мне свою большую золотую цепь, но я отказался.
– Золота у меня вдоволь, – объяснил я ему. – А ты теперь раздающий золото. Будь щедр.
И мы вернулись в Мерсию.
* * *
С Этельфлэд я встретился шестью днями позже. Произошло это в главном доме Сестера. Там присутствовали Кинлэф, Мереваль, Осферт и юный принц Этельстан. Были там и мерсийские воины, те, кто не погнался за Рагналлом к северу от Ледекестра. Среди собратьев-священников стояли Сеолнот и Сеолберт. Другой мой сын, отец Освальд, тоже находился в зале и покровительственно близко держался от вдовы епископа Леофстана, сестры Гомерь, она же Мус. Та улыбнулась мне, но, когда я ожег ее взглядом, улыбка разгладилась.
Я не почистил кольчугу. Дождь смыл большую часть крови, но прорванные клинками звенья остались на месте, и кожа поддевки пропиталась кровью. Шлем был прорублен сбоку ударом секиры, который я почти не ощутил в пылу битвы, но голова до сих пор гудела от тупой боли. В большой зал я вошел вместе с Утредом, Финаном и Рориком. Так звали мальчишку, того самого, которого я ранил в бою. У него было такое же имя, как у сына Рагнара, товарища моих детских лет. Рука у нынешнего Рорика заживала, на самом деле уже поджила достаточно для того, чтобы он мог держать в ней тяжелый бронзовый ковчежец с изображениями святых на стенках и Христа во славе своей на крышке. Рорик был славный мальчуган, русоволосый и голубоглазый, с волевым лицом, в котором угадывалось озорство. Матери он никогда не знал, а его отца убил я.
– Это Рорик, – представил я парня Этельфлэд и компании. – Он мне как сын. – Я дотронулся до амулета в виде золотого молота, висящего у мальца на шее. Амулет принадлежал его отцу, как и меч, который висел, волочась по полу, у него на поясе, перехватывающем тощий живот. – Рорик из тех, кого вы называете язычниками, и останется язычником. – Я глянул на священников, и только отец Освальд не отвел взгляда и кивнул. – У меня есть дочь, – продолжил я, поворачиваясь к Этельфлэд, сидевшей в кресле, сходившем в Сестере за трон. – Теперь она королева Нортумбрии. Ее муж – король. Он дал клятву не нападать на Мерсию. Также он в знак добрососедства уступает тебе часть мерсийских земель, находящихся в данный момент под властью данов, и готов заключить с тобой договор.
– Благодарю, господин Утред, – отозвалась Этельфлэд. Лицо ее было непроницаемо, но она встретилась со мной взглядом и задержала его на миг, чтобы потом опустить на мальчишку рядом со мной. – Рорик, добро пожаловать.
– Госпожа, думается, будет лучше иметь на троне Нортумбрии дружественно настроенного язычника, – продолжил я, – потому как мужчины Мерсии слишком трусливы, чтобы вторгаться в ту страну. – Тут я посмотрел на Кинлэфа. – Даже преследуя своих врагов.
Кинлэф обиделся.
– Я… – начал он, но осекся.
– Ты – что? – с вызовом спросил я.
Кинлэф поглядел на Этельфлэд в поисках поддержки, но не нашел ее.
– Я следовал совету, – промямлил он наконец.
– Совету попа? – уточнил я, вперив взгляд в Сеолнота.
– Нам был дан приказ не входить в Нортумбрию, – оправдывался Кинлэф.
– Тебе следует поучиться у господина Утреда, что бывает время, когда приказы приходится нарушать, – вмешалась Этельфлэд, глядя на меня, хотя обращалась к Кинлэфу. Потом повернулась к нему, и в голосе ее зазвенел лед. – Ты принял ошибочное решение.
