– По Королевской прокламации?
Старший констебль кивнула; на ее губах играла легкая улыбка.
Билли прочистила горло. На нее никто не обратил внимания.
– Никто мне не скажет, что происходит?
Старший констебль посмотрела на нее.
– Ты идешь с нами, – сказала она, а потом сделала знак своим людям. Те выступили вперед, явно ожидая передачи арестанта.
Северин стоял как вкопанный, сжав руки в кулаки. Он уставился на старшего констебля, почти вибрируя от еле сдерживаемого гнева.
Уванова обошла Северина, пока не оказалась в его поле зрения.
– Сэр? – она подняла бумагу. – По Королевской прокламации. Мы вынуждены подчиниться.
Начальник и подчиненная встретились взглядами, потом Северин, наконец, кратко кивнул. Плечи Увановой опустились, словно с них сняли тяжелый груз. Она сделала знак охраннице, которая так и стояла позади Билли:
– Снимите пленницу.
Секунду спустя Билли услышала звон цепей, а потом лязг. Сила, державшая ее под потолком, вдруг ослабла, и девушка упала на твердый пол, все-таки успев перекатиться на бок, чтобы защитить колени.
Она подняла взгляд вовремя, чтобы увидеть, как Северин выходит из комнаты, расталкивая констеблей. Затем над ней нависло лицо Увановой. Она хмурилась.
А потом один из Королевских морлийских констеблей шагнул вперед. Достал из мешочка на патронташе темную ткань и шагнул к Билли, расправляя эту ткань, пока девушка не поняла, что у него в руках черный мешок.
А потом мир Билли потемнел.
18
АЛЬБА, МОРЛИ
Дата неизвестна, месяц Тьмы, 1853 год
Троица констеблей вела Билли не меньше мили, крепко и неудобно подхватив ее под локти.
Они поднялись по ступенькам, потом прошли по коридору с несколькими поворотами – направо, налево, снова налево. Потом спустились по ступенькам. Здесь ровный и гладкий пол сменился шершавым, каменистым, ухабистым, и темный мир Билли стал чуть ярче, а звуки стройки вокруг эстакады – внезапно громче.
То, что они оказались снаружи, было и ежу понятно, но Билли все равно сосредоточилась, пытаясь уловить направление и запомнить маршрут.
Этот план пошел насмарку, когда констебли внезапно замерли. Билли повернула голову, пытаясь хоть как-то уловить, где находится, но все было бесполезно. Черный мешок не был совершенно непрозрачным, но все, что она могла понять, – сейчас на дворе день.
Потом перед ней с тяжелым рокотом оказалось что-то огромное, загородив тусклый свет, проникавший в ее мирок, и это сопровождалось цокотом копыт по мостовой и влажным фырканьем пары лошадей. Раздался стук, еще один, а потом Билли толкнули вперед. Она задела лодыжкой что-то твердое и отступила, потом подняла ногу, пока не нащупала ступеньку. Их было всего три, а потом ее втолкнули внутрь экипажа и отпустили. Снова раздался треск, с которым захлопнули дверь в карету, и Билли услышала, как два констебля поднимаются где-то позади.
Кони затопали копытами, карета покачнулась и пришла в движение. Билли покатилась по полу, стукнувшись головой о стену. Миг спустя две руки подхватили ее под мышки и подняли, а потом усадили на мягкую скамью. Освободившись, она поерзала и поворочала скованными руками, которые оказались между ней и стеной.
– Устраивайтесь поудобнее, – сказал один из констеблей.
Билли повернулась на голос, но света больше не хватало, чтобы проникать под ткань мешка.
– Куда мы едем? – спросил она. Констебль не ответил.
* * *
По приблизительным подсчетам Билли путешествие заняло около часа. Карета качалась и подпрыгивала, а констебли шушукались на языке, который Билли узнала, но не поняла – староморлийский, обычный диалект для деревенской, северной части страны. Она не ожидала услышать этот язык в Альбе, да и вообще в любом из городов и сел в южной части Морли, но знала, что Королевских морлийских констеблей – национальную военную силу – набирали со всех регионов. Власти руководствовались принципом, что армия должна символизировать единую нацию под управлением великих королевы и короля.
Кроме этого знания, Билли не слишком много помнила о политике Морли, и ее не сильно это заботило.
Наконец бег лошадей замедлился, а скоро экипаж и вовсе остановился. Два констебля снова зашевелились, раскачивая карету на пружинах, и раздался грохот, с которым дверь распахнули и ударили о стенку экипажа. Билли зашевелилась, разминая плечи, пока ее человеческую руку пронзало иголками – та затекла, стянутая за спиной. И снова она почувствовала чужие пальцы под мышками, но теперь еще одна рука пригнула ее голову, чтобы девушка не стукнулась о притолоку невысокой дверцы экипажа.
Ее ботинки захрустели по гравию. Позади хлопнула дверь кареты. Она услышала движение людей, шорох гравия вокруг, горячее, фыркающее дыхание лошадей. Они достигли пункта назначения, и Билли, ориентируясь на звуки, насчитала по меньшей мере еще трех человек вдобавок к двум констеблям и их начальнице, которые, похоже, ехали с кучером.
Ее повели вперед, и звуки изменились: они перешли с утрамбованного гравия на дерево – древнее и твердое, как железо, но все же дерево. Это был мост, проходящий над водой: Билли не только слышала журчание стока, поток из которого извергался в водоем, но и плеск рыбы, выскакивающей над поверхностью. Через несколько десятков метров звук шагов снова поменялся. Они оказались на гладких каменных плитах, а эхо давало понять, что над ними изгибается свод каменной арки. Билли чувствовала, как от камней исходит прохлада.
Констеблей встретили новые люди. Билли решила, что они тоже из полиции, и ее привезли в какой-то участок, а может, прямо в тюрьму. Констебли переговаривались, но она мало что узнала из их разговора. Да, они доехали; нет, проблем не было; она хотела видеть пленницу немедленно – нет, немедленно, да, лично, и поживее.
Билли повели по каменной дорожке. Она осторожно прислушивалась к шагам группы и была почти уверена, что справа открытое пространство, а слева – здание. Они могли идти вдоль двора, например. Потом ее развернули на девяносто градусов, провели по очередному короткому коридору, потом вверх по пяти широким ступеням. Пауза, очередной приглушенный разговор констеблей, затем знакомый скрип открывающихся больших деревянных дверей.
Ее тут же омыл теплый воздух, принося с собой насыщенный запах морлийских орхидей. Прежде, чем ее ввели внутрь, Билли услышала шаги по другой поверхности. Звук был четким, плоским. Пол был очень твердым – возможно, мрамор?
Они зашли внутрь. Воздух был наполнен цветочным ароматом, и после долгих часов висения в камере, а потом путешествия в необогреваемом экипаже тепло приятно окутывало тело.
Сапоги зацокали по полу, потом Билли попала на ковер, и внезапное исчезновение звуков стало тревожным сюрпризом в ее темном мирке. Чужие руки задержали ее на месте, а спустя миг с ее головы сняли черный мешок.
