Руслан был рослый, добротнейший и, как собака вам говорю, предельно-породистый. С крепким лицом, литым и рельефным одновременно, с подбородком замечательным, синеглазый, с чёрными усами и плотными, коротко стриженными волосами – окрас соль с перцем, перца больше. Выглядел моложе Альбины и весь какой-то сытый. Говорил негромко, чуть заикаясь. У него было два дела: ходить от Альбины на сторону и покупать технику – катера, машины и снегоходы. Компанию любил, умел с мужиками посидеть, но всегда имел святое одно дело, от которого плясал в планах. Называлось оно: «Перевезти Альбину». «Ща, мужики, всё можно. И посидеть можно. Я только Альбину перевезу». Будто она была гарнитуром с сервизом, который нужно без конца перемещать.
Он её перемещал то из дому «до бабушки», то от «бабушки до внуков», то от «Ларисы» до дому. Перемещал с сумкой, розовым телефоном и подмышечной Николью. Перемещал постоянно: то в её магазин «Клондайк» («Колондайк» в народе), то в совет, то в не совет, а то готовить школьников к «Году животных», поэтому Руслан освобождался, только когда перемещал Альбину окончательно и убеждался в её полной общественно-семейной загруженности.
Альбина была из тех, кто расцветает на людях, словно ей скучно в посёлке, и она, выкатясь от телевизора на свет, стремится и там продолжить цветной пыл и гомон. Надо спектакль в клубе – поставит. Какая-то комиссия – она там обязательно. Придёт с папкой на локте: «Где у вас тут щиток, Руся, посмотри». И говорит так с напевом, с посылом… «Как ребёночек?» И улыбается завораживающе. Глаза светятся, ресницы распахнуты. «Да. Сейчас налог вводится, надо кошечек заявить и собачек всех, не забудьте. А вот брошюра. Мы тут с собачкой на выставку летали. Полистайте и приобщайтесь». Старшой, помню, брошюру выкинул в снег, и я, как сейчас, помню странные буквы: West-Sibirian animals under protection. Дальше, правда, пошло легче: «Региональная организация защиты животных. Центр правовой зоозащиты… Основное преимущество свободы – это то, что высшая граница обязанностей человека позаботиться о правах животных. Когда это право на свободу гарантировано, то отпадает ответственность человека за дальнейшее наполнение (действующий закон о состоянии благосостоянии и здравоохранении животных 1992 г.)»
[11]. Видимо, вкралась опечатка, потому что после слов «за дальнейшее наполнение» исчезли слова «нашего с Таганом таза…». Тагану показать побоялся.
Одно время Альбина прочила Старшого в главы посёлка: «Мужик крепкий, ответственный… Что ж вы в тени-то сидите?» Жена говорила: «Иди, чо ты муляешься?! Всё вверху решается. Э-э-э… бродень латаный. Так и будешь последний воз в обозе. Всё без тебя поделят, пока ты тут с собаками жмёшься, кого взять, кого дома оставить».
Альбине с Русланом Старшой и сдал немногочисленных своих соболей и получил аванс – остальное ожидалось после апрельского аукциона, как раз во время завозки в тайгу. Но Альбина «вошла в положение, тем более травма», «мы же люди», и ссудила Старшому на все затраты, включая выкуп участка, и даже дала свежий бензин на заброску, вычтя из суммы. Возвращать предстояло следующей зимой «по результатам промысла».
Удивляет неестественность, дурная лёгкость, с которой липнет к недалёким собакам и людям всё расхожее и наносимое ветром. Будто чуют лакомость ветерка, грозящего прибавкой… Вроде вещь незначительная, дрянная и чуждая, но становится вдруг темой для упорного внедрения. Высшей воли нет поставить заслон, и на то и расчёт, что по занятости и бездумию попустит народ. Но чей расчёт-то? Какой агент заморский купил такую Альбинку, что прёт и прёт со своей брошюрой и хочется гавкнуть: «Да отступись ты! Поважнее дела есть!»
– Дело в том, что животные – такие же члены общества, как мы с вами… Пока мы сами не поймём, ничего не будет. И надо, чтобы мы – Иванов, Петров, Краснопеев – поняли… С себя начните. Заходите, заходите, не стесняйтесь… Это всех касается. С себя начинаем. Собака – это личность, а не частная собственность… Надо осознать равноценность… так, где очки?.. главных потребностей людей и собак, например, все мы любим вкусно поись и культурно отдохнуть… Поэтому – слушайте вот, нашла – равноценность в потребностях животных и людей… Потребность в свободе и праве на благосостояние… И я вам скажу: в цивилизованных странах давным-давно введён запрет на купирование ушей и хвостов… Вы зря смеётесь…
Я вдруг подумал: а почему Старшой всё на снегоходе да на снегоходе? Травматический радикулит… Из-за Ерархической… На ла́баз полез и хряпнулся.
Великое дело – лестница. Человек доломал свою. А наша-то целенькая стоит. Так-то, Альбинушка…
С новостями становилось всё хуже. Кексу было не с лапы. Перелезание вольеры выглядело неестественно, и остальные собаки понимали, что Кекс не идиот: одно дело – его прижучили на пробежке, а другое – сам лезет в объятья.
Не знаю, в каком новостном голодании (во завернул!) мы бы все оказались, если бы в один прекрасный вечер не подъехал Курумкан с самогонкой и не завязалась посиделка.
Видимо, Старшой не всё мог говорить при Валентине и вытащил Курумкана «покормить собак». Они зашли к нам в вольер. Было уже темно, только неоновый фонарь на столбе освещал заснеженный двор. У Старших топилась печка, и с прозрачной лёгкостью пятнисто неслись по освещённому снегу тени от дыма.
Старшой принёс кастрюльку и разложил корм деревянной лопаткой в помятые наши чашки. Курумкан был раздосадован происходящим, говорил громко и сбивчиво:
– Ты чо не сказал, что деньги нужны? Чо эта Альбинка! Объяснил бы чо-ково. Тоже друг. Я от своей узнаю, что ты встрял. Альбинка эта… Чо Альбинка эта! Свином клет… тьфу, клином свет на этой Альбинке?
Я не сдержался и хрюкнул от смеха. Что за «клет» такой? Видимо, собачья кличка. «Клет, ко мне! Свином!»
– Ты ч-о-о? – обернулся на меня Старшой.
– Да кость, наверно, – сказал Курумкан.
– Торопится, блин! Ешь давай добром. Давай, Таган, ещё подложу.
– Ну, хороший кобель. Дак короче, чо там вышло-то?
– Да эта Ева… как её… Ева, Архиповна, короче, классная, видать, Альбине пожаловалась на меня, ну, что Рыжика убрал. Никитка сочинение написал… про воровство им задали.
– Да ты чо!
– Ну! «Папа убрал Рыжика, он ворюга. По капканам пошёл».
– Молодец!
– Ну! Вопшэ хороший парнишка. Ну и, короче, та давай звонить, мол, зачем зверюшек обижаете! А я её послал. Ещё и кобылой назвал.
– Держи пять! Нормально.
– Трубку бросил, а кнопку не нажал, видать. Х-хе! Она слышала. Ну и, видать, заело. А Альбинка её поддерживает. Не знай, чо уж у них там. Она же везде лезет. Ну, ты в курсе про Вальку. В общем, она мне денег дала под проценты… Завтра приготовит… А тут с совета позвонили, короче, вызывают. На ковёр. Кузьмич сказал, она как председатель комиссии там… ну, по четвероногим… Права животных. Я серьёзно. Кузьмичу это на хрен не надо. Но деваться некуда. Ну, вот и выходит. Она, по-моему, специально… Чтоб вот к ней на поклон. Любит.
