Увлекшись своими почти детективными изысканиями, он едва не пропустил ужин. Но, похоже, в доме Агаты совместные ужины были обязательными, за присутствием на них всех приглашенных Тереза Арнольдовна следила лично. За Иваном точно следила, потому что прислала горничную с напоминанием.
Как же ему не хотелось! И не из-за скучного официоза, присущего подобным мероприятиям, а из-за особенной, гнетущей какой-то атмосферы. Словно бы их всех согнали на реалити-шоу и заставляют действовать по указке невидимого режиссера. Или видимого? Может быть Агата тем самым режиссером? На какие чудачества способна богатая, как Крез, все еще красивая, но смертельно больная женщина? И кто такая Доминика?
Про Доминику подумалось совсем неожиданно. Целый день не думалось, а тут вдруг. Наверное, потому, что они не виделись с прошлого вечера, а сейчас им вновь предстояло встретиться за одним столом. Про остальных Иван знал хоть что-нибудь, а эта люмпен-девочка по-прежнему оставалась загадкой. Причем, кажется, не только для него, но и для всех остальных.
На сей раз за столом не было табличек с именами гостей, все привычно расселись по своим местам. Ника-Доминика вошла в гостиную без опоздания. На сей раз на ней не было ни безвкусного розового платья, ни кричащей бижутерии. Сегодня она могла бы сойти за одну из тех, кто занимает место за этим столом не по милости Агаты, а по праву рождения. Длинное платье из струящейся ткани непонятного, не поддающегося анализу цвета, то зеленого, то синего. На ногах не туфли на высоченных каблуках, а нечто невесомое, из множества тончайших серебристых ремешков. На шее – какое-то странное украшение в виде крупного серебряного диска. Не то микросхема, не то лабиринт – одним словом, сплошной авангард и креатив. Неизменным оставалось лишь ее лицо – по-прежнему бесцветное, почти лишенное красок, навроде карандашного наброска. На лице этом выделялись лишь глаза. Могли бы выделяться, если бы Ника-Доминика воспользовалась косметикой. Но она не воспользовалась. И про то, что мимические мышцы даны человеку не просто так, она, похоже, даже не догадывалась. Ивану снова показалось, что он смотрит не на живую девчонку из плоти и крови, а на статую. Весьма интересную, весьма креативную, но все же статую.
И двигалась она странно, словно шла по топкому болоту, а не по паркету, начищенному до зеркального блеска. Словно бы в любой момент была готова замереть перед разверзнувшейся бездной. Вот так она шла. А рядом неспешно вышагивал Артем Игнатьевич, будто бы специально подстраивался под ее неуверенный шаг. И Наталью, которая попыталась было встать из-за стола навстречу Нике, остановил решительным жестом. Или одним только взглядом? Иван не разглядел.
– А наша Золушка подготовилась к балу. – Ксю сидела, забросив ногу на ногу. Ноги были длинные и загорелые. Вот бы на что смотреть, а не на ожившую статую. – Смоталась на рынок, прибарахлилась.
– Это не рыночные шмотки, Ксения. – Юна ни на кого не смотрела, Юна рылась в своем айфоне. – Вот, что это за шмотки! – Она сунула айфон под нос Ксю.
Та глянула на экран и тихо присвистнула.
– Ни хрена себе! Значит, подделки…
– Не похоже на подделки. И медальон у нее клевый. Я бы от такого тоже не отказалась. Как думаешь?..
Договорить она не успела, потому что Ника-Доминика уже остановилась напротив своего стула. Ивану не пришлось проявлять галантность и помогать, Артем Игнатьевич со всем справился сам.
– Хорошего вечера, Ника, – сказал он с вежливой улыбкой, а потом добавил: – Если что, мы с Ариадной на связи.
Вот, теперь еще и Ариадна какая-то. Ну, для полноты картины, так сказать. Осталось еще объявиться Минотавру – и будет совсем весело.
А Ника на свое место уселась молча, не удостоила никого из присутствующих ни словом, ни даже взглядом, сложила руки поверх салфетки и замерла, будто к чему-то прислушиваясь. А может, и прислушиваясь. Иван присмотрелся: из-под белого, завитого в тугую спираль локона выглядывал серебристый пластик беспроводной гарнитуры, чем-то похожей на хэндс-фри. Вот только это не был хэндс-фри. Тогда что? Слуховой аппарат? Она плохо слышит? Тогда понятно, откуда эта странная заторможенность и ищущий взгляд. Тогда понятно, почему она такая… отстраненная.
– Привет! – сказал он, наверное, излишне громко, потому что Ника испуганно вздрогнула, а Юна посмотрела на него с удивлением.
– Это ты мне? – Ника даже не повернула головы в его сторону, теребила свой мегакрутой медальон с похожими на лабиринт микросхемами. В какой-то момент Ивану показалось, что медальон в ее пальцах слегка вибрирует.
– Это он тебе, – сказала Ксю и уперлась локтями в стол. – Все остальные тут, знаешь ли, воспитанные, здороваются при встрече. Но тебе простительно, тебя ж наша бабка за каким-то чертом на помойке откопала.
Заржал Олежка, глянул многозначительно на Ивана.
– Это для симметрии, – сказал с такой ухмылкой, что вот прямо сейчас захотелось ему врезать. – Как говорится, каждой твари по паре. У тебя есть я. У Юны – Вадик. А нашему Бэтмену, значит, вот эту… лягушонку в коробчонке.
…Нет, бить он не стал. Просто поймал Олежку за узкий галстук, потянул вниз. Не сильно потянул, а так, чтобы отреставрированный римский Олежкин нос замер в нескольких миллиметрах над салатом.
– Извинись, – сказал скучным голосом.
– Перед кем? – Олежка хрипел, мотал башкой и упирался ладонями в стол.
– Перед ней.
А она даже не повернула головы. Лягушонка в коробчонке… Ей было плевать и на обидчика, и на защитника.
– Ваня, не надо! – Юна положила ладонь поверх его руки, с мольбой заглянула в глаза. – Я тебя прошу.
– Извинись, – повторил он и потянул за галстук чуть сильнее, так, чтобы римский нос окунулся-таки в салат.
– Пошел ты… – Дальше было нецензурное, но не слишком разборчивое из-за салата. Иван разжал пальцы, вытер руку салфеткой, бросил быстрый взгляд на отца. Тот был занят беседой с Олежкиным отцом. Значит, не видели. Ну и ладно.
– А чего это ты решил, что я выберу тебя? – Ксю не смотрела на Олежку, она смотрела на Нику, очень внимательно смотрела.
– А разве я ошибся? – Олежка торопливо и зло стирал с лица майонез. – Ведь зачем-то твоя бабка меня позвала.
– Моя бабка позвала не вас, а ваших отцов. – Ксю пожала плечами. – С этим все понятно. Мне непонятно лишь одно, что здесь делает она. Эй! Ты меня слышишь? – Она перегнулась через Ивана, ткнула Нику-Доминику в плечо. – Ты вообще нормальная?
Иван поморщился. Ему не нравилась Ника. Не нравилась ее граничащая с высокомерием отстраненность, но еще больше ему не нравилась устроенная на его глазах травля. Ника отобьется. Наверняка отобьется. Вот и глаза, до этого прозрачные, наливаются мрачной синевой, вот и пальцы сжимают креативный медальон все сильнее и сильнее. Хорошо, что медальон, а не столовый нож. Но все равно то, что происходит сейчас за столом, неправильно и мерзко.
И неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не Юна.
