У кузена зоркий глаз, математический склад ума и острый язык, он хорошо формулирует. Он замечает, что, узнав, что его мать чистокровная бельгийка, неевреи испытывают облегчение: одним евреем меньше. Но отлучение ими от иудаизма так же злит его, как то, что евреи записывают его в иудеи, – те и другие не спрашивая, что он сам на этот счет думает… А я, чтобы закончить колонку, вспомню Рабиновича из несмешного анекдота. «Горжусь, что я еврей, – говорит он. – И если бы не гордился, тоже им был бы, так уж лучше гордиться».
21–27 мая
На днях мы с женой проводили вечер в компании возраста наших детей, между сорока и пятьюдесятью, людей умных, талантливых и острых. Близких нам интеллектуально, по духу, по взглядам на жизнь, – единомышленников. Один из них в развитие обсуждавшейся темы сказал, что в арабско-еврейском противостоянии он, разумеется, на стороне Израиля, но вовсе не потому, что позиция Израиля справедливая, а Палестины наоборот. Просто он вообще на стороне Израиля, всегда был. Израиль как страна, израильтяне как ее жители ему в целом культурно родственны, привлекательны, понятны, а Палестина и палестинцы нет. Но объективно позиции сторон равны. Моя жена, настроенная (опять разумеется) проеврейски и темперамента горячего, мгновенно заспорила: как же так, маленькое государство, окруженное вдесятеро или во сколько там превосходящим числом арабов, настроенных даже не враждебно, а нацеленных на его уничтожение, обстреливающих его ракетами «кассам», террористов, и т. д., и т. п… – и была немедленно разбита. Тоном уважительным и доброжелательным. Про террористов и кассамы ей было сказано, что там идет война, и это вооруженные силы палестинцев. Ровно такие же, как ЦАХАЛ; военная униформа необязательна.
Так что (единодушно подвели итог собравшиеся) все выкладки тех и других – пропагандистские. Говорить следует прямо: я за арабов, и потому считаю, что они правы; или: я за евреев, и потому считаю, что правы они. Или (сказал один из присутствовавших, включая в оборот и меня) можно, как это делаете вы, писать колонки для вашей газеты и тогда на оговорки время не тратить. Поскольку мнение на этот счет «Еврейского слова» заведомо ясно всем… Я подумал: э-э, не так все схематично. Не так примитивно. У Исайи Берлина была одна прелестная история. Где-то в 40-х годах леди Кунард, владелица трансокеанских пароходных линий, пригласила его на званый обед. Гости были знаменитые, титулованные, от племянницы Черчилля Клариссы, впоследствии жены премьер-министра Идена, до лорда Ротермира, владельца «Дейли Экспресс». В середине обеда Исайя услышал, как сидящий через два стула от него молодой человек, недавно вернувшийся из Палестины, рассказывает соседке, какие евреи изверги по отношению к арабам. Настолько, что Вейцман «больше в них не верит, он на нашей стороне, разочаровался». Берлин, по натуре не боец, тут решил, что не возразить будет слишком трусливо. Он сказал: «Я был с доктором Вейцманом полчаса тому назад, он живет в этом отеле. Я его хорошо знаю. Уверяю вас, то, что вы о нем сказали, абсолютная неправда. Он стопроцентный сионист, он этих людей совсем не ненавидит, он с ними, то, что вы сказали, это чепуха». Что на светском обеде может быть сионист, тот никак не ожидал. Он хотел стать заметным журналистом, произвести впечатление, начать карьеру, это был его дебют. Он сидел ошеломленный, все молчали – в таком застолье это скандал. Он что-то залепетал, но хозяйке стало скучно, она понимала, что так же скучно и чилийскому послу и многим гостям, и она вдруг сказала, ни с того ни с сего: «Мы все тут сионисты! Мы все – друзья Исайи, мы его мнения». Рассказывая, Берлин повторил: «“Мы все сионисты”. Абсурд! Она не знала, что слово “сионист” означает!»
Я этот случай здесь пересказал к тому, что наши «я за евреев» и «я за арабов» мало чего стоят. Пользоваться ими значит только подливать в огонь горючее. Нет, есть доводы убедительнее – точнее, один из них. Если бы война шла у арабов с персами, тогда, пожалуй, ее можно было бы анализировать, основываясь на холодной логике причин и исторической последовательности событий. Но наше сознание еще не отошло от истребления шести миллионов евреев. А оно, это истребление, завершало цепь погромов, преследований, изгнаний, продолжавшихся последние 20 столетий. Стало быть, если в теперешней, как вы называете происходящее, войне они потерпят поражение – что по той же механистической логике вполне возможно, – этот результат ничем не будет отличаться от Холокоста, или Богдана Хмельницкого, или Тита. Просто еще на сколько-то вырастет гора еврейских трупов, а победитель войдет в длинный список тех, для кого умерщвление евреев было заветной мечтой и идеей-фикс.
Я помню фразу Насера после Шестидневной: «Мы проиграли кампанию, но не войну». Иначе говоря, война с евреями и есть смысл арабского существования. Это не война между Англией и Аргентиной за Фолкленды. И даже не между всеми за передел границ в Первую и Вторую Мировые. Это другая война, рассматривать противостояние в ней сторон как шахматную партию, конечно, можно, но это то же, что утверждать, что наткнуться в драке на кулак или на нож – разница не принципиальная. По мне, подобный подход слишком формальный для такой неформальной вещи, как смерть. Короче: не морочьте мне голову, давайте порешим, что евреи заняли не принадлежавшие им еще недавно территории, а арабам, вернутся в их владение эти территории или нет, дело второе, а первое – хочется евреев уничтожать, независимо ни от чего.
Я против войны. Против гибели мирных жителей, детей. Оторванных рук и ног, воронок на месте жилья. Я, между прочим, знаю, что такое война – мальчиком четыре года жил под ней. Ее гнет не только в выходящих из ряда вон ужасах, а главным образом в непреходящести. У Марии Петровых есть стихотворение 1942 года: «Проснемся, уснем ли – война, война. / Ночью ли, днем ли – война, война. / Сжимает нам горло, лишает сна, / Путает имена». Возможно, жизнь в условиях повседневной смертельной опасности поднимает уровень адреналина в крови палестинцев. Мы видели по телевизору, как плясали и пели немолодые их женщины после обрушения башен-близнецов в Нью-Йорке. Намеренное уничтожение трех с половиной тысяч обывателей – где тут война? Народное ликование – где теракт? Преступление против гражданского населения – да. Не называть это так значит принимать их миропонимание, их психологию, их условия. В этом – узел, которого не развязать, в этом – главная разница между ними и евреями. Они – хотят, чтобы происходящее звалось война. Они – хотят ею жить.
28 мая – 3 июня
1) Какими видят себя современные русские евреи?
2) Какими они хотели бы себя видеть, будь их воля?
3) Что в этом плане предлагается им реальностью и теми, какие есть на сегодня, авторитетами?
Некоторое время назад три эти вопроса словно сами собой пробормотались в мозгу, отвечая ходу мыслей, которого уже не восстановить.
В первом можно почувствовать некоторую намеренность, если не надуманность. Почему только евреи? Чем их представление о своем месте в обществе должно отличаться от других граждан РФ? Раньше они могли сослаться на обособленность по причине групповой замкнутости. Религиозную, традиционную, привычную. Но сейчас таков общий порядок вещей. Кто-то ходит в церковь, мечеть, молельный дом, кто-то в синагогу, ничего особенного. Все справляют свои праздники – милости просим. Быт, в целом, такой, как у всех. Обычаи, на которые опирается быт, в прошлом вызывали нездоровый интерес, побуждали делать дикие умозаключения. Нынче они не составляют секрета, да, честно сказать, никого не занимают. Ущемление прав никак не выше среднестатистического по стране.
