2009 год
20–26 января
Среди книжных новинок Чейсовской серии глаз выхватил название «Талмуд и Интернет». Еще не читая, я был уверен, что это придется мне по вкусу.
Автор – американский писатель Джонатан Розен. Среди ее героев – его бабушка, которая умерла у него на руках в возрасте за 90 в Нью-Йорке, и другая, погибшая в Холокосте на полвека раньше. Его отец, один из семидесяти спасшихся с «детским транспортом» детей из Австрии и Германии, – и лорд Бальфур, сын того, кто разместил этих детей в своем английском имении (внучатый племянник автора Декларации Бальфура 1917 года). Рабби Йоханан бен Заккай, вынесенный в гробу учениками за стены осажденного Иерусалима накануне разрушения Храма, – и великий римский историк, еврей Иосиф Флавий. Генри Адамс, писатель и философ, сын одного американского президента и внук другого, – и Мильтон, Блейк, Джон Донн.
Я не собираюсь пересказывать содержание книги, да его не очень и перескажешь, так искусно и в такой сложный узор переплетаются нити знаний, воспоминаний и мыслей автора. Это не рецензия, а если бы меня заставили ее написать, то я ограничился бы фразой «Эта книга украсит вашу библиотеку». Мое намерение – постараться собрать воедино соображения, которые пробудило во мне само название, процесс чтения и опыт моей жизни.
Я прожил ее в стране с идеологией, направленной на то, чтобы ввести жизнь в систему. Самую, насколько возможно, простую. Смена политического режима, экономических отношений, социальной структуры, случившаяся 20 лет назад, существа этой тенденции не затронула. Тогдашняя «партия наш рулевой» и нынешняя «вертикаль власти» при всех своих действительных и вымышленных различиях сводятся прежде всего к выстраиванию схемы, легко объясняемой «простому человеку» и легко им усваиваемой. Как в армии: генерал – офицер – рядовой. Экономика – рынок – благосостояние. Работа – отдых – культура. Красная площадь – Садовое кольцо – спальные районы. И так далее. В странах Запада картина усложненней, изощренней. Но выявление или навязывание мироустройству системы, а значит, ее законов, правил включения в нее, поддерживания в ней порядка свойственно любому человеческому сообществу.
Между тем, жизнь – организм. Организм нельзя привести ни к какой взятой извне форме, он сам собственная форма. Она отличается от всех миллиардов других – вроде бы таких же, да не таких. Это как наше представление о космосе – и реальный космос. Мы смотрим на звездное небо и хотим видеть в нем хрустальный свод. Гармония мироздания – не нами выдуманная вещь. Но это мы объединяем звезды, не имеющие одна к другой отношения, в удобные для наших представлений созвездия. Мы приводим хаос к виду совершеннейшей из систем. Организм – изумительно взаимосвязанная система органов, тканей, токов жидкостей, при этом постоянно стремящаяся к саморазрушению. Жизнь – космос и хаос одновременно.
Крайне приблизительно и с тысячью оговорок, просто чтобы наметить направление темы, рискну сказать, что Библия занимается космосом жизни, Талмуд – хаосом. Я вырос в семье, которая характеризуется цепочкой определений: евреи – русские интеллигенты – ленинградцы – нерелигиозные. Поколение, предшествовавшее родителям, знало идиш, родители понимали, но не говорили. Мальчиком я слышал, что есть такие праздники Ханука, Йом-Кипур и Симхат-Тора, но значение представлял себе только последнего. Из книг в доме была Еврейская энциклопедия – думаю, это даст точное представление о национальной составляющей семейного самосознания. И отдельно мне было известно слово Талмуд. Учительница в третьем классе уральской школы, родом из яицких казаков, доброжелательно говорила: «Тащи сюда твой талмуд», – имея в виду дневник, или толстую общую тетрадь или учебник. Не именно мне, а любому из учеников, Иванову и Поливанову. Для нее это слово значило собрание сведений, независимое от того, из какой каждое из них области, арифметики или естествознания, правописания или истории.
Джонатан Розен останавливается на том, что рабби эпохи Талмуда не боялись ставить самые немыслимые вопросы. Всемогущий и Всеведущий не мелочится по поводу того, корректно или нет интересоваться тем, как Он проводит день Свой. Заключает браки, отвечали они, судит людей, надевает на себя огромный талит, филактерии и молится. И наконец, каждый день тратит три часа на изучение Талмуда. Этот ответ больше всего нравится Розену. Я от этого ответа в восторге. Для меня это значит, что Талмуд, как и подобает книге, не боящейся иметь дело с хаосом, со все умножающейся и запутывающейся трудностью понимания жизни, не склад мудростей, всегда равный себе. Он требует постоянного вчитывания, выискивания еще одного смысла, прежде ускользавшего от внимания и понимания. Он требует бесконечного числа читателей, и среди них – даже своего Творца. Он живет, только будучи читаем. Многоумный Маймонид, кодифицируя в XII веке Талмуд, собрался размежевать то, что считал в нем сутью учения, и то, что окружает эту суть: фольклор, истории, правовые аспекты, антропологические и т. д. Его немедленно объявили еретиком, который посягает на хаос, ибо хаос – «символ изобилия, свойственного божественному творению».
А Интернет… что Интернет? Упомянутый бен Заккай произнес: «Если бы все небеса были пергаментом, все люди – писцами, а все деревья в лесу – писчими перьями, то и этого будет недостаточно, чтобы записать все, что я узнал от своих учителей; и это при том, что я взял от них не больше, чем собака может зачерпнуть в океане». Признаюсь, что, приходя в Публичную библиотеку, я всегда чувствовал себя неуютно. Мне нужна была такая-то книга, а шеренги стеллажей от полу до потолка предлагали их миллион. Я брал свою, они безмолвно издевались надо мной: ты видишь, сколько еще не взял, сколько тебе еще предстоит брать? Интернет претендует дублировать Божью Вселенную, но в виде груды. Мы, по-собачьи, как умеем, разгребаем ее поверху, выхватываем, сколько помещается в горсти.
В Библии Бог говорит с людьми. В Талмуде – люди с Богом. В Интернете – друг с другом. Книга Джонатана Розена очень хорошая. Я только не согласен сопоставлять, как он, Интернет с Талмудом по принципу «листай его и листай, ибо в нем есть всё». Слишком разные «всё». Вселенский секонд-хенд – и живоносный хаос.
24 февраля – 2 марта
Значительная часть книги Ханны Арендт «Банальность зла» рассказывает о привыкании огромного числа людей, 80 миллионов только в одной стране, к мысли, что евреев следует уничтожить. О первом и последующих произнесениях этого вслух и открыто. Об усвоении и естественном повторении этих слов. О внутреннем и общественном принятии этой мысли. Что нужно евреев истреблять. Что можно, как-то и не обсуждается. Можно – всех. Всегда и более или менее везде. Уж Германия – на что прекрасная страна! Уж Европа – какой передовой континент!
Еврею понять это невозможно. Что его необходимо убить. Но нееврея, когда столько людей так убедительно и таким нормальным тоном на этом настаивают, магия единомыслия завораживает. Тем более что введены строгие «языковые нормы». Вместо убийства говорится «окончательное решение», «специальная обработка». Вместо депортации – «переселение», «наряд на работу на Востоке». Удушение газом идет по разряду «медицинских процедур». (Эта же лингвистическая стилистика оруэлловского новояза – в нынешнем «принуждении к миру» Грузии.) К тому же, глядите: всех вокруг постоянно убивают, и ничего, как-то улаживается. Никто не перестает логически мыслить, не кончает с собой…
