13–19 декабря
4 декабря оказалось днем, занятым больше, чем обычно. Когда-то, полвека назад, когда я предлагал Ахматовой ответить не на два, а на три письма, перевести не установившуюся дневную порцию, а больше, сделать еще и вот это, она, старая, уставшая не только от текущего дня, а от долгой жизни, говорила добродушно: «Одно дело в день». Когда ее уже не было на свете, эта интонация с годами стала обогащаться некоторой торжественностью. Теперь уже я сам говорю себе и моим участливым советчикам «одно дело в день» – как заповедь, хотя и не вполне серьезную. Иногда, противореча ей, приходится втиснуть два и три и постараться.
Утро 4-го до часу было заведомо занято, а в четыре я был приглашен на 20-летие журнала «Лехаим» – сказать, как было написано в приглашении, «несколько теплых слов и прочесть стихи». А еще это был день выборов. «Лехаим» все поздравляли и очень хвалили. Что в день рождения естественно. Тем более что у журнала есть определенные достижения. Он живой, интеллигентный, по большей части интересный, у него есть уровень. И вообще, сами попробуйте выпускать раз в месяц стостраничный журнал, и так 240 месяцев, и «Лехаим» вызовет у вас восхищение. Но кроме нескольких теплых слов, у меня было и несколько трезвых. В 90-е годы я прочел три-четыре номера американского журнала «Комментари» (в нем напечатали мой рассказ). Это тоже еврейский ежемесячник, то есть стоит на позициях иудаизма, освещает новости американской еврейской общины, Израиля и евреев в мире и отражает движение еврейской мысли, прежде всего политической. Но главное – это влиятельный общенациональный американский орган. Читая «Лехаим», я не узнаю о еврейской общине в России почти ничего, не понимаю даже, есть ли такая. Что ее членов интересует, что они думают. Какие в ней выдающиеся личности. Есть ли группировки. Есть ли специфически русская еврейская мысль. Собственно говоря, наибольшее достижение «Лехаима» – что он существует. Журнал выходит словно бы с оглядкой на то, не переступает ли он границы нынешнего толерантного отношения власти и широкой публики к евреям, не раздражает ли. Такое сознание кажется мне опасным, оно граничит с сознанием корпоративным, в первую очередь сознанием гетто… Мня себя человеком воспитанным, на вечере я дал прозвучать лишь осколкам этих соображений, завернув их предварительно в вату.
Голосовать я не собирался, в советское время отвык, исключение сделал только для Ельцина. Но по вечерам, в 7 часов я давно уже, есть такое слово, пришипился смотреть по телевизору «Новости», изо дня в день. Не то чтобы я их не знаю наперед, знаю все до одной. А интересно посмотреть, как их преподносят, что налепили, что отодрали, что за них выдают, какую не заметили. Накануне кануна выборов выступил Медведев и, оживляя чтение бегущей строки паузой, мимикой, имитацией непроизвольного жеста, попросил всех, то есть и меня лично, прийти на избирательные участки. Дескать, это такой единственный в пять лет день, когда он, президент, все остальные дни стоящий неизмеримо выше меня, сравнивается со мной, и я тем самым с ним. По слабодушию мне захотелось если и не на целые сутки, то хоть на полторы секунды опускания бюллетеня в щель почувствовать себя в мундире президента.
С торжества «Лехаима» я поехал на выборы. Наш микрорайон голосует в школе, в которой учились мои дети. И та ленинградская, в которой учился я, тоже становилась избирательным участком. И мы тоже не приходили на следующий день в класс, в помещении производилась дезинфекция, тогдашний электорат был такой же заразный, как нынешний. Вестибюль школы моих детей, как и 30 лет назад, терялся в полутьме, пахло, как и тогда, подкисшим буфетным завтраком. Напоминало о вызовах родителей к директору – например, меня, для выяснения причин, почему мои дочь и сын не пионеры и знаю ли я, чем это чревато. Но веяло и уютным прошлым, когда они были маленькими и мы с женой молодыми. Члены избирательной комиссии глядели на избирателей подозрительно, мы на них так же. Медведев очень нажимал, чтобы я голосовал за более достойных, в моем переводе – за менее недостойных. Что так, что так, они у нас с ним разные. Я поставил птичку против менее недостойного «Яблока» – зная, что половину ее отваливаю ЕР, а другую делю между остальными тремя, против которых пришел голосовать. Через полторы секунды мой бюллетень упал в ящик, я стал одной стосорокамилионной страны и вышел в ночной двор, тщетно ища глазами черный лимузин и машины сопровождения.
Утром 5-го, в давние времена бывшего Днем сталинской конституции, первым делом полез в интернет. Я человек игроцкий, мне было любопытно узнать, сколько со всеми вбросами, каруселями и военнослужащими власть все же ухватила процентов. Я и в СССР не понимал, теперь тем более, зачем разводят эти церемонии, а не печатают в «Известиях» списки назначенных на следующий срок депутатов, все равно люди ничему не верят – и тогда, и сейчас. Путин получил то, чего хотел. Но после Ельцина он был на новенького, не известного до конца, не вполне понятного, мог строить вертикаль, сажать Ходорковского, говорить «мочить», «шакалить», «мы-из-кгб». А теперь он после самого себя. Персонаж порядочного числа анекдотов, карикатур, пародий. Изгой Интернета – не выбирающего, как известно, выражений. Больше не гений дзюдо. Несколько перебравший с саморекламой. Обгу́канный публикой после боя Емельяненко с американцем. А ведь еще «и мой Сурков со мною». А еще и Медведев, да и Грызлов, и остальные големы и карабасы-барабасы, их не сменишь как потное кимоно на свежее. И кризис. Для закаленного политика ничего страшного, но политик это какая-никакая программа, а где она? Быть главным? Над кем, среди кого? Быть главным, чтобы быть главным, чтобы быть главным? Это против 2-го закона термодинамики.
Того же 4 декабря были выборы в Египте. Я поймал себя на том, что они куда важнее наших. Провинциальные выборы, Египет, а касаются всех – подумать только. Там всё в действии, в напряжении, в готовности истреблять и гибнуть. Стереть с лица земли Израиль и сгореть от его водородной бомбы. И запалить собою глобус… Вместе со всеми журналами, верховными советами, думами, радами, хуралами.
27 декабря
Очередной номер журнала «Лехаим», 12-й за 2011 год, открывается очередной колонкой главного редактора. За несколько дней до выхода из печати она была выставлена в Интернете, где я ее и прочел. Должность главного редактора исполняет Борух Ионович Горин, к которому я испытываю уважение. Поэтому сразу предупреждаю, что неуважительные слова, которые я собираюсь сейчас высказать, относятся не к нему, а к тому, что содержит его колонка.
Коротко, ее идея, пафос и содержание сводятся к незамысловатому наставлению – если ты еврей, живущий вне Израиля, втяни голову в плечи, не высовывайся и не чирикай. Ты гость, подчиняйся хозяевам. Что почти дословно совпадает с главной догмой антисемитизма. И если бы у меня не составилось личного впечатления о Борухе Ионовиче как о человеке честном и серьезном, я бы мог допустить, что это его сочинение провокативно и целью имеет взбудоражить читателей журнала. И что воображение какого-нибудь писателя могло бы использовать его как затравку романа: скажем, редактор еврейского журнала встречается с редактором юдофобского, и они вместе разрабатывают стратегию этакого заговора.
