– Папа! Папа!
Папа заглянул в открытое окно.
– Что?
– Там, смотри!
Эмиль двумя руками осторожно – все-таки через окно, не из рук в руки, как бы не уронить – передал бинокль отцу. Тот взял бинокль и недоверчиво посмотрел на сына.
– Там человек!
Стефан улыбнулся и приложил бинокль к глазам, а Эмиль, чуть не подпрыгивая от нетерпения, дирижировал.
– Вон там! Нет, не там! Ты посмотри, куда я показываю!
Невооруженным глазом почти ничего не видно. То ли кажется, то ли и в самом деле микроскопическая точка на горизонте.
Но теперь и папа увидел. Если бы не увидел, не застыл бы с биноклем в руке, как в игре «замри».
Эмиль положил подбородок на раму окна и ждал, что скажет отец.
Папа опустил бинокль и сделал что-то непостижимое. Он бросил бинокль на заднее сиденье. Даже не бросил, а швырнул.
Рывком открыл дверь, сел за руль и развернул машину.
– Ты видел? Это кто такой?
– Ничего я не видел. Мы едем домой.
– Как? – У Эмиля в голосе зазвенели слезы. – Там же кто-то был! Ты же сам видел!
Эмиль повернулся было за биноклем, но отец сжал его руку так сильно, что рука онемела. Первый раз в жизни. Папа никогда так не делал.
– Оставь бинокль в покое, – хрипло сказал папа и двинулся вдоль вешек в обратный путь.
Эмиль откинулся на сиденье и потер руку. Комок в горле был так велик, что он даже не мог заплакать. Почему папа говорит неправду? Он же тоже видел эту фигуру.
Совершенно белая фигура. Эмиль знает, что опасность может подкрасться неожиданно, на пустом месте, но незнакомец вовсе не показался ему опасным. Похож на большую куклу.
А папа так больно схватил его за руку…
Очень плохой. Ужасный день.
* * *
Изабелла посмотрела, как Молли лихорадочно чертит фломастером по бумаге, и вспомнила то чувство внезапной, опьяняющей свободы, когда она, глядя на фехтующую руками и ногами и истошно орущую дочь, отпустила ручку коляски. Сплошные совпадения…
Иногда, когда она лежит ночью без сна, ей кажется, что в мире вообще нет случайностей. Во всем есть смысл. Додумать мысль до конца не удалось ни разу. Что значит – нет случайностей? Что значит – смысл? Она даже не знает, как оттолкнуться от этого утверждения: во всем есть смысл. О чем думать дальше. И, если честно, рада, что не знает.
В дверь постучали.
Изабелла терпеть не могла неожиданных посетителей. Хочешь зайти – предупреди. Но сейчас она даже с радостью пошла к двери – не надо вспоминать и пережевывать в тысячный раз то, что она охотнее всего хотела бы забыть.
На пороге стояла жена того типа в уродливых очках.
– Привет.
– Да… привет, – энтузиазм Изабеллы пошел на убыль.
Жена очкарика окинула взглядом кемпер, кивнула Молли и понизила голос:
– Не могли бы вы выйти на секунду?
Изабелла спустилась по лесенке.
– Мы даже не познакомились. Меня зовут Карина.
Изабелла пожала протянутую руку. Коротко постриженные ногти, сухая, грубая кожа.
– Изабелла.
– Я хотела спросить… у вас газовая плита работает?
– Нет. А что?
– И у нас не работает. А вы не пробовали разобраться почему?
– Такими вещами занимается мой муж.
Карина посмотрела на нее подчеркнуто долгим взглядом.
Еще бы ей не смотреть долгим взглядом. Эта Карина – ну просто идеал современной женщины. На все руки мастер, ни в каких опекунах мужского пола не нуждается.
– Давайте проверим ваш баллон.
Изабелла пожала плечами. Не то чтобы она презирала Карину в той степени, как та, несомненно, презирает ее, но ей было невыносимо скучно. Если бы Карина была фильмом, Изабелла давно бы заснула.
Карина уверенным шагом обошла кемпер. Изабелла неохотно двинулась за ней, пытаясь представить психологию женщины, носящей шорты при такой обширной заднице и жирных ляжках…
Когда Изабелла подошла, Карина уже успела снять крышку с ящика с газовым баллоном.
– Посмотрите. Здесь должен быть шланг, подающий газ в кемпер.
– Вот как… И?
– Шланга нет.
– Вижу. – Изабелла вновь равнодушно пожала плечами. – Ну и что?
Намеренно хамская интонация. Карина поджала губы. Изабелла с внезапно возникшим интересом наблюдала за ее мимикой – что будет дальше? Ляпнет какую-то грубость, попытается вывести Изабеллу из состояния презрительного равнодушия? Или удержится?
Она, Изабелла, конечно, прекрасно знает, как работает газовый баллон и откуда в кемпере берется газ. Ей пришлось освоить нехитрую систему сразу, как только она в первый раз осталась наедине с этой чертовой душегубкой. И, конечно, она увидела, что шланга нет, еще до того, как Карина чуть не ткнула ее носом. Сейчас важнее другое – закрыт ли вентиль баллона.
Карина решила ничего не говорить. Покрутила розетку вентиля. Раздалось шипение, и она тут же повернула розетку назад.
– Газ у вас есть. Но без шланга от него никакой пользы.
– Вот как… подумать только…
Глаза Карины потемнели. Она подошла к Изабелле вплотную – может, и не следовало этого делать: Изабелла была чуть не на два дециметра выше, и пришлось смотреть на нее снизу вверх.
– Послушайте… с вами разговаривать бессмысленно. Я бы к вам не подошла и за километр, но… я почти уверена, что это дело рук вашей дочери. И я хочу, чтобы мне вернули шланг.
– Моя дочь все время была дома.
– Нет, не была. Не все время. Она играла с моим сыном.
– Вот как… значит, скорее всего, ваш сын и обрезал шланги.
Изабелла заметила, как сжались и разжались кулаки у этой бабы, будто она хочет ее ударить. Вот это было бы интересно. Да нет… интересно то, что будет дальше… Рухнет навзничь? Или успеет схватить ведьму за волосы и размазать ей морду о дюралевую стенку кемпера? Более вероятен первый вариант. Куда более вероятен.
– Мой сын… – сказала женщина, едва шевеля губами, будто челюсти свела судорога. – Мой сын на такое не способен.
– То есть вы хотите сказать, что моя дочь на такое способна?
– Можете с ней поговорить, – Карина впилась глазами в Изабеллу. – Я зайду попозже, – сказала она с плохо скрытой угрозой внезапно охрипшим голосом.
Изабелла без труда выдержала этот ничего хорошего не предвещающий взгляд. Нос у Карины короткий и плоский, так что многого тут не достигнешь, даже если впечатаешь эту наглую рожу хоть в бетон, а вот зубы… зубы выдаются вперед, хруст будет что надо.
