Но это даже не самое худшее. Если металл обшивки кое-как устоял, то плексигласовый панорамный люк совершенно расползся, и кислота проникла в салон. Оплетка руля висела клочьями, кнопки и регуляторы выглядели как оплывшие, до основания догоревшие свечки, а дорогая кожаная обивка вся в отвратительных черных дырах. Майвор даже показалось, что на глазах у Дональда появились слезы.
Но он перенес удар. Открыл дверцу, не без труда нашел место на сиденье, где бы он не проваливался в поролоновые кратеры, и потянулся к замку зажигания.
Майвор скрестила за спиной средний и указательный пальцы.
Только бы не завелась, только бы не завелась… Но куда там… жизненно важные органы джипа, очевидно, остались неповрежденными. Стартер коротко хрюкнул, и мотор взревел с первого поворота ключа.
Майвор покорно, но тоже не без возни, устроилась на пассажирском сиденье и нехотя захлопнула за собой дверцу.
От кнопки рычага передач почти ничего не осталось. Дональд с усилием воткнул первую передачу. В коробке что-то хрустнуло, но машина двинулась с места. На траве виден черный тормозной след. Дональд притормозил, прикинул и двинулся в направлении этого следа.
– Дональд… все в порядке? Как ты себя чувствуешь?
– Со мной все в порядке. Жить-то где-то надо…
Говорит куда спокойней, чем когда вернулся в лагерь, сомнений нет. Может, этот дождь все-таки привел его в чувство?
– И что ты обо все этом думаешь? Что мы можем сделать?
По зеленому полю, чуть впереди, шел Уилл Локхарт, человек из Ларами. Ему, похоже, еще хуже, чем в фильме, когда его протащили через костер и изрезали руку. Дональд тоже его увидел. Глаза его сузились, и он прибавил газ.
– Не стоит его давить, – сказала Майвор на всякий случай. Дональду может взбрести в голову все что угодно. – Никто не знает, чем это кончится.
Дональд пробурчал что-то, но повернул руль и проехал мимо. Майвор оглянулась.
Уилл Локхарт выглядел так, будто уже несколько недель бродил по пустыне в поисках воды, но так и не нашел. Глаза провалились, кожа сморщилась и пожелтела. Похудел настолько, что револьверный пояс вот-вот соскользнет. Вид такой, что цель у него осталась только одна – не опоздать на собственные похороны.
У Майвор навернулись слезы. Ее мечта, герой ее ночных грез, выглядел жалко и непривлекательно.
Что с нами делает это место… и что мы можем с ним сделать?
– Мы осуждены… – сказал Дональд. – Остается только примириться.
– Осуждены? Как это осуждены? С чего бы это вдруг мы осуждены?
– Это, кажется, по твоей части, – криво усмехнулся Дональд. – Грехи и возмездие. Может, ты расскажешь, почему мы здесь оказались? Что там на этот счет в Библии? Валяй рассказывай.
– Дональд… кончай.
– С чего бы это? Мне интересно. Ты же чуть что хватаешься за Библию. Что-то же там должно быть насчет таких историй.
Дональд угадал – Майвор и в самом дел пыталась найти в Писании что-то подобное. Моисей в пустыне, страдания Иова. Геенна огненная. Иоанн Богослов. Аналогий слишком много, и истолковать их невозможно.
Но дело даже не в этом.
– Библия к этому не имеет отношения, – сказала она твердо.
Дональд прыснул.
– Вот как? Не имеет отношения? Мы вляпались черт знает в какое дерьмо, и уж где-где, а тут-то твои сказки наверняка имеют какое-то значение. Дома ты поминаешь Иисуса по любому поводу. Схимичил я маленько со счетами – Иисус. Иисус со счетами не химичил. А здесь, когда и вправду… с тобой со смеху помрешь, Майвор.
– Еще раз. Библия к этому отношения не имеет. Здесь Библия не действует.
Даже если бы она захотела, все равно не смогла бы объяснить Дональду. Ей открылась истина: для этого места нет определения ни на земле, ни на небе – нигде. Здесь не действуют никакие правила и не помогают никакие молитвы.
Это внезапное понимание сначала привело ее в шок, а потом пришло равнодушное спокойствие. Она начала привыкать, и на удивление быстро. Не такая уж большая разница, обратная сторона той же монеты. Она прожила всю жизнь в компании эфирных созданий из Библии, невидимых ангелов, а за ними неусыпно следило недремлющее око Господа.
А полное отсутствие всего этого… что ж, в этом тоже есть своего рода совершенство, так же как полный мрак в каком-то смысле то же самое, что ослепительный свет. Негатив бытия. Понять это почти невозможно, а объяснить еще трудней.
Дональд продолжал свои издевки, но Майвор молчала. Через несколько минут они увидели на горизонте свой кемпер. Дональд хлопнул себя по ляжке.
– Вот так, Майвор! Скоро опять возьмешься за свои булочки.
Но в тоне его не было ни единой ноты дружелюбия.
* * *
Один матрас совершенно испорчен. Петер попытался его поднять, и он развалился на куски. Собрал и отнес за вагончик. Второй тоже поврежден, но, если перевернуть, можно спать.
Для меня и для Молли. Когда придет время спать.
Он прервался и посмотрел на Молли. Она забралась на разделочный стол. Сидит и смотрит. Петер вдруг понял, что не в силах размышлять и тем более предвидеть будущее. Только в коротких сегментах:
Переверни матрас. Посмотри с другой стороны.
На этом будущее кончилось. Он сел на матрас.
Для меня и для Молли. Когда придет время поспать.
Даже такая простенькая мысль представляется не по чину фундаментальной и даже дерзкой. Необозримо далекое будущее, когда можно будет лечь в постель и продолжать существовать. Спать. С Молли.
– Молли? Почему на тебя не действует дождь?
Молли провела ладошкой по липу. Розовые полоски все еще видны.
– Почему не действует? Мне было больно.
– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
Молли прикусила нижнюю губу и обвела блуждающим взглядом кемпер. Взгляд ее на секунду задержался на продырявленной крыше. Потом посмотрела на дверь. Петер не мог припомнить случай, когда Молли выглядела настолько растерянной.
– Я не знаю, кто я…
– Что? Ты не знаешь, где ты или кто ты?
– Я не знаю, кто я…
– Ты разве забыла? Ты – бурдюк крови под видом девочки.
Молли покачала головой.
– А может быть, и нет. Не знаю… я, наверное, ошиблась.
– Не понимаю.
Наступила долгая пауза. Петер ждал. Он просто не знал, что спрашивать.
– Нет… я что-то другое. Я еще совсем маленькой была… Я как эти… как Белые.
– Какие Белые?
– Те, что здесь были. Я их и в туннеле видела. И стала как они.
– Молли… я не понимаю, о чем ты. Я никаких Белых тут не видел. И какой еще туннель?
