Шкатулка была пуста.
Петер с трудом расправил затекшую спину и закрыл глаза.
* * *
– Стефан, надо промыть спину.
– Да, но вода…
– Вода у нас есть.
– В ограниченном количестве.
– Кончай. Иди сюда.
Стефан расстегнул пуговицы на сорочке. Малейшее движение причиняло боль, но он испытал и облегчение – опасения, что ткань рубашки сплавилась с кожей, не подтвердились.
Он начал осторожно, морщась и вскрикивая, стягивать рубашку.
– Папа, не надо! – Эмиль закрыл ладошками глаза и затряс головой.
Значит, вид у него жутковатый.
Стефан попробовал присесть на табуретку, но это причинило такую боль, что он сразу встал.
– Снимай все, – распорядилась Карина. – Надо промыть все тело.
Она налила воду в кувшин.
Стефан начал расстегивать брюки, и тут Эмиль не выдержал. Он схватил рысенка и пошел к двери.
– Никуда не уходи, – Карина нахмурилась. – Держись поблизости.
– Папа… спасибо, что ты спас моих зверей.
Карина посмотрела на спину Стефана и вздохнула.
– Так скверно? – спросил он.
– Я не знаю… откуда мне знать. Но боль наверняка адская. Давай попробуем, может, будет легче.
Должно быть, чувствительные рецепторы на спине сожжены, потому что Стефан ничего не почувствовал, кроме небольшой смены температуры.
– Так лучше?
– Да… намного.
– Надо промыть как следует. Сколько воды в баке? Двести литров?
– Что ты видела?
Карина замерла с кувшином в руке.
– Где? Что ты имеешь в виду?
– Когда ты смотрела на этих… четверых. Ты тогда сказала, что это долгая история. Я хочу послушать. Время у нас есть.
Карина двинулась к Стефану и начала поливать его спину, ягодицы, бедра.
– Это была другая жизнь… она к нам не имеет отношения.
Стефан подождал, пока она опорожнит кувшин. Карина опять двинулась к крану, но он крепко взял ее за руку.
– Карина… В этом месте я понял одну вещь. Не знать друг друга очень опасно. Опасно не понимать, о чем думают другие. Какой груз несут за спиной.
Карина вырвалась и пошла наполнять кувшин. Промолчала, но Стефан подметил, что слова его произвели на нее впечатление.
– Я ведь почти ничего о тебе не знаю… Восемь лет прошло между той танцплощадкой и нашей новой встречей. Восемь лет, Карина! Восемь лет твоей жизни, а я ничего про них не знаю. Эмиль убежал, и я могу тебе сказать… да ты и сама наверняка так думаешь. Мы, скорее всего, отсюда не выберемся. И я считаю вот что: мы не знаем друг друга, и это только увеличивает опасность. Может, самое время?
Карина слушала так внимательно, что вода начала переливаться за край кувшина. Она повернула кран и посмотрела на него так, что он понял: дошло.
– А ты его помнишь? Этот вечер на танцплощадке?
– Еще бы. Внезапно исполнилась мечта… Разве можно забыть такое?
Называлось это так: диско. Раньше были просто танцы у причала, а в те годы стало называться диско. Танцы у причала потому, что площадка была оборудована и молодежь развлекала местная группа «Соленые парни», а потом – диско.
Карина и ее городские приятели произносили это слово с иронией: «Ну что, махнем вечерком на диско?» И шли, конечно, потому что, кроме диско, идти было некуда.
Мать Карины умерла полгода назад, и отец погрузился в глубочайшую депрессию. Помимо всего прочего, забыл аннулировать контракт на аренду летнего домика, а весной было уже поздно. Поскольку платить все равно надо, они летом поехали на архипелаг.
И это было ошибкой. Каждый угол в доме, каждый кустик в саду был пропитан памятью о детстве, о любви, о маме, о светлых летних ночах. Карина и ее отец блуждали среди этих воспоминаний, как привидения. Ни он, ни она были не в силах вернуться к настоящему, попытаться заняться чем-то – тем, что называется просто, но чудовищно сложно в своей почти абсолютной неисполнимости: начать жизнь заново.
Карина ничего не делала, спала целыми днями.
Дома, в городе, она уже кое с кем познакомилась – новые приятели были старше и не имели никаких жизненных иллюзий. А здесь, в деревне, ее окружали друзья детства, и она среди них была признанным лидером. Если уж Карина решила пойти на деревенские танцульки, значит, все нормально, ничего зазорного в этом нет.
Начали с «ведьминой смеси»
[29]. Слушали «Др. Альбан» и помирали со смеху. В пол-одиннадцатого явились на танцплощадку. Басовые удары Living in the prayer плыли над морем, и казалось, именно они нагоняют морщины на зеркальную поверхность залива. Несколько пар за тридцать танцевали, а у ограды сидел Стефан с банкой фанты в руке.
– Гляди, парень из магазина, – удивилась Камилла. – Держу пари, что у него в банке именно фанта.
Наверняка права, подумала тогда Карина. На Стефане были неприлично новые темно-синие джинсы и красная рубашка в мелкую клеточку, застегнутая почти под горло. В больших очках отражались дискотечные лампы, почему-то мигающие не в такт музыке.
– Кто-нибудь видит симпатичных? – спросила Черстин.
Карина пожала плечами.
– Симпатичных нет, а уроды есть, – Йенни кивнула в сторону Стефана.
– А что я буду иметь, если его сниму? – спросила Карина, сама не зная, что на нее нашло.
– Тысячу спенн!
– Десять тысяч! – крикнул кто-то под общий хохот.
Когда подруги поняли, что Карина не шутит, перешли к более реальным суммам. По пятьдесят крон на каждую – сто пятьдесят. Карина потребовала двести, и девушки согласились.
После смерти матери финансовые дела у Карины с отцом шли из рук вон плохо. Ей ополовинили пособие на образование, и двести крон для нее были деньгами. Естественно, подруги про это не знали. Все они были из обеспеченных семей и не сомневались, что Карина затеяла всю игру ради шутки.
Карина протолкнулась к Стефану.
– Привет! Что пьем?
Стефан молча протянул ей банку. К ее удивлению, у фанты оказался сильный привкус рома.
– А покрепче ничего нет? – спросила она, возвращая банку.
– Почему нет? Есть.
– Угостишь?
Стефан пожал плечами. Все шло даже лучше, чем она могла предположить. Он встал, и она пошла за ним, провожаемая восхищенными взглядами подруг.
