Прямо перед Сандрой проступило лицо. Оно было плоским, будто нарисованным несколькими небрежными, но точными штрихами: длинное женское лицо, почти красивое, без бровей и ресниц. В серых крапчатых зрачках кружились смерчи, звавшие влиться и унестись в пределы, из каких не возвращаются. Сандра сразу поняла, что если ей случится угодить в один из тех водоворотов, погибнет последнее, что пока сохранилось – ее "я". Она стиснула зубы и, чуть сощурясь, ответила женщине взглядом. Смерчи затуманились. Маленькая корона, венчавшая голову, звякнула микроскопическими колокольцами. Каким-то чудом этот звук был слышен в подводном безмолвии. На лице у женщины написалось изумленное негодование. Она не могла смириться с тем, что кто-то посмел воспротивиться ее воле. Тут же изумление сменилось догадкой вкупе с яростью. Королева разомкнула выцветшие губы, и в Сандриных ушах прошелестело: "С чем ты пришла? " Сандра не знала, что ответить, и сочла за лучшее смотреть как смотрела, не отрываясь. Королева Навь слегка отпрянула и повторила вопрос, теперь уже с нотками не столько ярости, сколько отчаяния: "Отвечай же! Я вижу – твой карман содержит нечто неуместное здесь, где я – начало, и я же – конец всему". Обделенная памятью, Сандра не находилась с ответом, лихорадочно пытаясь сообразить, о чем идет речь. В кармане? Что это такое – карман? Провал. Что считается неуместным в Королевстве Пепла? Снова провал – будто кто-то прошелся ластиком. И в то же время – непонятный, неожиданный прилив сил, позволяющий сверлить и сверлить глазами царственный лик, с которого сползает надменность и проступает необоримый страх. Королева начала отдаляться, черты лица утратили четкость; Сандра, повинуясь безотчетному порыву, протянула руку, послушную, как прежде, и схватила корону, готовую вот-вот исчезнуть. Раздался низкий гул, тысячи и тысячи невидимых тварей враз забормотали что-то беспокойное на диковинных языках. Мощный поток подхватил Сандру и бережно вынес из глубин наружу. Сандра небрежным движением надела корону и застыла, восседая на гребне волны, а волна, раболепно изгибаясь, докатилась до прибрежного песка и с опасливым шипением отползла. Сандра оглянулась: паломники растерянно взирали на нее остекленевшими глазами. Им было ясно, что случилось неслыханное, но они, слишком долго простоявшие в водах забвения, почти напрочь утратили разум. К Сандре, напротив, вернулась память во всей полноте, и мысли сделались даже четче, цели – яснее, а воля – крепче, чем сталь. Она поняла, что оставалась бездыханной не дольше секунды. Она перевела взгляд на Аластора Люта и увидела, что тот весь сотрясается от священного страха. Поймав этот взгляд, Аластор упал на колени и, вытаращив свои сапфировые глаза, пополз к Сандре, бестолково размахивая руками. Он уткнулся лицом в песок, и та долго не могла разобраться в глухом подобострастном мычании. Носком туфли Сандра легонько ударила его в плечо. Аластор взвился, немедленно выпрямился и застонал, заслоняясь рукой от одному ему видного великолепия.
– Владычица! – невнятно прошамкал он онемевшим ртом, полным песка. Когда б я знал… какая неслыханная честь! Заклинаю тебя, о царица усопших, отдай мне любой приказ! Желание служить и угождать тебе сжигает меня заживо!
Сандра молчала, пытаясь выяснить, честен ли с ней Бартамон, или, как обычно, притворяется. Бартамон был честен. Бартамон и вообразить не мог, что Высшие Силы свели его с личностью, способной обуздать Королеву Навь и достойной занять ее место.
– Как мне теперь звать тебя? – прошептал Бартамон, валяясь у Сандры в ногах и давясь от волнения словами.
Сандра величественно повела плечом и чуть помедлила с ответом.
– Об этом ты узнаешь позже, – молвила она сурово. – Сейчас же, если в тебе говорит искренность и ты готов служить мне верой и правдой, изволь немедленно доставить меня к Черному Мастеру.
Аластор, каждую секунду меняясь в лице, восторженно кланялся и знаками – за неимением в природе подходящих выражений – заверял госпожу, что незамедлительно, сей же миг он сожрет, коль понадобится, свои туфли, но выполнит высочайший приказ. Он робко предложил ей дрожащую руку, и Сандра взяла его за запястье двумя пальцами. Смятенный Аластор Лют, позабывший недавний гонор, забыл и про яйцо: как выяснилось, он неплохо летал и в человеческом обличьи, без всяких фокусов с подмышечным паразитированием. Нужное заклинание не сразу вспомнилось, и Сандре пришлось показать ему вытянутый палец. При виде столь грозного предупреждающего жеста Лют затрясся еще сильнее и, уже взлетая, обронил любимый стек, который прятал в петельке за пазухой и который теперь навсегда исчез в медленно закипавшем озере.
Глава 12
Память и надежда
Бран оценивающе взглянул на небо, которое изрядно посветлело, и казалось, что еще чуть-чуть – и серая мутная пелена разорвется, солнце без разбора зальет все подряд, оживляя чахлые зеленые кустики под залежами отходов. Все изменится, очистится и расцветет, а тучи будут навещать эту землю лишь с целью разок-другой в месяц затеять веселую грозу. Но солнцу не хватало самой малости, чтобы потеснить тоску и скуку, прижившиеся в загубленном мире.
– Путь неблизок, – молвил Бран озабоченно. – И дорога одна-единственная; к тому же, нам придется рассчитывать на собственные силы. Я говорю о транспорте, – пояснил Бран и приподнял правую ногу, разглядывая ступню Робота. – Остается надеяться, что этому механизму хватит сил забрать нас всех.
– Не вижу никаких препятствий, – хмыкнул Хануман и посмотрел на Пса, Кота и Слона. – Сейчас я верну им прежние вид и размеры, положу в чемодан…
Его речь была прервана возмущенным трубным ревом. Все подпрыгнули от неожиданности: оскорбленный Слон протестующе трубил, вытянув хобот, и устрашающе топал ногами. В глазах Кота вспыхнул холодный презрительный огонь, а Пес слегка оскалил зубы и коротко рыкнул, что прозвучало гораздо более впечатляюще, чем если бы он залаял, как простая дворовая собака.
– Они правы, – заметил Бран. – Я очень хорошо их понимаю. Я бы тоже возражал, когда б лететь пришлось, к примеру, тебе и ты, стремясь облегчить ношу, вновь лишил бы меня туловища. Они наши равноправные партнеры, а твой замысел унижает их достоинство.
Хануман пожал плечами.
– Тогда тащи их, как знаешь. С этаким грузом мы попадем к Радужному Мастеру через несколько лет.
– Робот был не так уж плох, – вмешался Патрик. – У него очень мощный мотор, он должен справиться.
Хануман скорчил рожу и ревниво промолчал, не желая признавать за поверженным врагом никаких преимуществ.
– Делайте, как хотите, – повторил он ворчливо минуту спустя. Он страшно не любил, когда кто-то побеждал его в споре.
Бран окинул взглядом всю компанию, опустился на колени и пригласил Патрика сесть ему на плечи. Тот вскарабкался и крепко обхватил Брана за шею. Рыцарь повернулся к Хануману и уставился на него выжидающе; обезьяна нехотя последовала примеру Патрика и, в свою очередь, оседлала шею лицеиста. Растопырив руки, Бран повелительно пощелкал пальцами; справа и слева приблизились Пес и Кот, которых он сграбастал под мышки и крепко-накрепко прижал к бокам, что было нелегко, если вспомнить, какими огромными сделались звери. Остался Слон, как-либо взять его не было никакой возможности, потому что вымахал он будь здоров. Слон сам разрешил проблему: ногу Брана обвил хобот, и всем своим умиротворенным видом Слон показал, что готов путешествовать.
