– Эй, ты, урод! – прогремел над ухом голос. – Тебе, тебе говорю! Положи меч на землю. Брось его сию секунду.
Бран медленно выпрямился. Пес разжал зубы и освободил его руку. Рыцарь вытянул меч, метнул, и тот с шуршанием вошел по рукоять в песок.
– Теперь твой черед, дурная макака, – обратился Бартамон к Хануману. Хоть твой хваленый хвост и сослужил мне только что добрую службу, лучше бы тебе обвить им ноги своего дружка и прокаркать парочку заклинаний – чтоб не распутался.
– Больше ты ничего не хочешь? – проскрежетал Хануман, выгадывая время.
– Отчего же – хочу, и много чего хочу, – отозвался Бартамон. Например, я очень хочу тебе сказать, что еще одна подобная выходка – и голова у меня под мышкой будет повернута на триста шестьдесят градусов по часовой стрелке. Можно – против, если хорошо попросишь. У вас тотчас наступит летнее время.
Хануман, испепеляя демона взглядом, дошел до Брана и обвил его голени двойным кольцом.
– Ворожи, черт бы тебя взял! – повысил голос Бартамон. Обезьяна шепнула несколько слов, и стало видно, что кольца напитались упругой силой и сделались крепче стальных оков.
Бартамон довольно хихикнул.
– Теперь – мое заклинание! – объявил он тоном конферансье, набрал полную грудь воздуха и с коротким воплем выдохнул его в направлении воинов Света. Повеяло холодом, Бран и Хануман прижались друг к другу и моментально застыли, как статуи, схваченные колдовским морозом. Седой ежик Брановых волос покрылся инеем, с подбородка Ханумана нацелились в землю сосульки. Восхитительно, – одобрил Бартамон. – Этот скульптурный шедевр говорит о ваших талантах больше, чем все так называемые подвиги. Наконец-то вы на своем месте. Я боялся, что вы начнете путаться под ногами и досаждать главным действующим лицам нашей маленькой драмы, но теперь все улажено. Звери не в счет, – два тонких луча, излетевших над Сандрой из черных дыр на месте глаз Бартамона, пронзили воздух и ударили в Пса и Кота. Те, обездвиженные, рухнули и стали уменьшаться, пока не превратились в старые, потрепанные временем игрушки. – Остался старый пень, и остался не у дел, пошутил Бартамон, имея в виду беспомощного Радужного Мастера. – Уж больше не копаться ему в навозных кучах – пусть себе стоит столбом. Проку от него, как от дырявой посудины, столько же и вреда. – И он отпустил Сандру, которая села без сил на песок, поднесла руки горлу и принялась кашлять.
Бартамон, склонив голову набок, изучал Патрика. Тот, в свою очередь, не сводил глаз с Бартамона. Демон вновь изменился до неузнаваемости: перед Патриком стоял совершенный альбинос – редкие, чуть тронутые желтизной, волосы, белоснежное лицо без признаков растительности, узкие синюшные губы, и не хватало лишь пары красных кроличьих глаз – вместо них зияли рваные ямы вроде тех, что разверзались под ногами Сандры в пелене волшебного коридора. Бартамон был одет в малиновую рубаху без ворота, поверх которой напялил длинное черное пальто до пят. Босые немытые ступни с шестерками растопыренных напряженных пальцев не касались земли, и зазор составлял около трех-четырех дюймов.
– Итак, остались те, кому есть о чем потолковать, – нарушил молчание Бартамон. – Мой друг, ты должен объяснить мне очень многое.
– Ничего объяснять я не собираюсь, – выдавил Патрик. – Разбирайся сам.
– Ах ты, недоросль, – протянул Бартамон укоризненно. – Ты вообразил, будто и впрямь способен мне что-то объяснить. Но мне-то все понятно – я желаю, чтобы ты сам, своими словами рассказал, каким ты теперь себя видишь и что чувствуешь. Уж не взбрело ли тебе в голову, что наглыми действиями ты очистился от прошлых грехов и ныне чист, как стекло? Если так, то ты сам, лично, разрушил эту сказку – оглянись! Эта черная отметина, отравляющая бесконечный праздник, не есть ли вечное напоминание о содеянном зле? Или ты забыл свое изгаженное зеркало? Вот честный судья! Не напомнить ли тебе о таких маленьких, беззащитных зеленых созданиях, которых ты разместил под увеличительным стеклом? Ах, забыл, – Бартамон ударил себя по лбу. – Твои верные товарищи ничего не знают об этой истории! Придется их просветить.
– Замолчи! – Патрик сжал кулаки. – Ты же их и проглотил!
– А я и не скрываю, – хохотнул Бартамон и развернулся к Сандре лицом. Ты слышала? Твой дружок-вивисектор обожает экспериментальное естествознание. Мы с ним познакомились в тот замечательный час, когда он собирался пронзить лягушку солнечным шилом. Другую он задумал выварить в кипятке…
– Ты зря стараешься, – спокойно перебила Бартамона Сандра. Она пришла в себя и понимала, что терять им нечего и остается только победить. – Все эти воспоминания гроша ломаного не стоят. Потому что кое-что изменилось.
– Разве? Что? – Бартамон издевательски наморщил лоб.
– Патрик сам тебе скажет, – ответила Сандра, помедлив. И ужаснулась ну, как она ошибается? Эта мысль показалась ей ужасной – если так, то позор и еще раз позор! Уж лучше погибнуть. Но ей же самой говорить такие вещи вслух.
Патрик покраснел. Он безмолвствовал, а Сандра тоже молча призывала его: "Ну же, не тяни, скажи хоть слово! Докажи, что я права! Иначе я сгорю со стыда, даже если никто не прочтет мои мысли".
– Я влюбился, вот и все, – хмуро буркнул Патрик и стал как свекла. Сандра почувствовала, что камень свалился с ее души. Она не ошиблась, она угадала! Она знала, что Патрик, натворивший столько бед, навряд ли сможет переломить себя, слушая одну свою совесть – ведь та жила в нем и раньше, и все же не смогла его остановить. Страх? Возможно. Испугавшись Бартамона, Патрик мог бы улизнуть, отказаться от всего и переждать бурю где-нибудь в укромном уголке. Но страх не прикажет позабыть о себе и подвергнуться опасности ради чего-то большего или кого-то другого. Патрик нуждался в чем-то еще, неизмеримо более мощным и привлекательном, чем жалкое чувство страха. И не слепой же, в конце концов, была Сандра – есть вещи, о которых любая женщина способна безошибочно судить по глазам кавалера.
– Вот оно как, – процедил Бартамон, испытывая легкое замешательство. Он почувствовал себя неуютно. Он плохо представлял, как следует вести себя с влюбленными, и терпеть их не мог. Но демон собрался с силами и снова ринулся в наступление.
– Ты очень наивна, – молвил он жалостливым тоном. – Подумай о его школьном товарище: твой воздыхатель предал его, не моргнув глазом, и то же самое ждет тебя. И ради чего он так поступил? Всего лишь хотел отомстить за кражу никчемных игрушек. А чего стоят его мечты о губернаторстве, о безграничной власти? Он набрал бы себе тысячу таких, как ты… да что я тут разоряюсь – давай спросим у него самого!
Он с насмешкой подмигнул Патрику. Лицеист голосом, звенящим от гнева, ответил ему:
– К чему эти речи? Чего ты добиваешься, Аластор? Ты ведь хочешь нас уничтожить, хоть в этом и нет теперь смысла – работа сделана. Так начинай же! Хочешь сперва меня унизить? Дудки!
И Патрик выдернул меч из песка.
– Патрик! – в ужасе крикнула Сандра. – Меч его не убьет! Мы бессильны, его нужно лишить воплощений! А оставить его без формы может, наверно, один Сильнейший!
