Рядом разгадывали сканворд.
– Дочь баранки?..
– С юмором, смотрите… Сушка!
– С… у… ш… ка… Верно, сушка.
– Баранка – мама, а папа – хот-дог.
– С арабским соусом, да.
– Не, с кетчупом. Перетрахал целую вязанку, триппер поймал.
Скоро явился заказчик, и Брон, присев на стул-вертушку, встретил его холодным взглядом.
– Добрый день, – бодрый мужчина лет сорока, с выгоревшими волосами, кивнул и без приглашения уселся рядом. – Я к вам вот с какой штукой…
Он достал из кейса восемь пачек листовок, похожих на денежные. Если смотреть издалека, то можно и ошибиться.
– Мясное блюдо? – донеслось из-за спины и тут же ответило: – Азу.
– Это нужно раздать, – распевало электричество. – Желательно деткам. Это билеты сказочной лотереи "Котя-коток".
– Я сделаю, – Брон осторожно нагнул голову. Он вынул одну пачку из рук заказчика, повертел и отложил в сторону. – Между прочим, вы не пробовали стрелять из пневматического пистолета по куску мыла?
Он внимательно смотрел на клиента, пытаясь предугадать реакцию.
– Пробовал, – отозвался мужчина, застегивая кейс. – Если бой хороший, то пульки застревают, и их потом трудно выковыривать. А что?
– Ничего.
– Ну, договорились, – клиент встал, улыбнулся. – До скорого, да?
– Попробуйте, – Брон не стал противиться.
– Всего вам доброго.
Познобшин провернулся и уставился на пачки.
"Мимо", – отметил он про себя.
– Чего такой квелый? – на плечо легла пухлая ладонь Ящука. – Тяжко?
Шеф был еще не одет, но уже при гармошке.
– Есть, но терпимо, – буркнул Брон. Ящук, хотевший было идти дальше, задержался.
"Ага, сейчас получится, – решил Познобшин. – Зацепила нестыковочка".
Маленький Ящук действительно удивился. Он привык, что Брон, когда его застигали с поличным, отнекивался вопреки очевидности, до последнего. В такие минуты его бывало очень жалко, и сердце Ящука переполнялось блаженством оттого, что Ящук был формально властен миловать и прощать, и он немедленно прощал, добрый человек – ему было радостно думать, что вот он кому-то помог, кого-то утешил. Бедняга боялся, что поднимется крик, и зря боялся, все обошлось, никто не сердится, и Ящук – в первую голову. Вокруг сплошная гармония, курлычут ангелы, с небес планирует заботливый покров. В Ящуке столько любви, что дирекция ему семечки, он, щедрая душа, утешит и простит целый концерн, а то и министерство. Он и за пивом бы сгонял, но неудобно, и к тому же можно пострадать – ведь люди неблагодарны, что тоже, конечно, простительно.
– Присядьте, Мирон Борисович, – пригласил Брон.
Ящук машинально сел.
– Я вам сейчас расскажу потрясающую вещь, – сообщил Познобшин и потянулся в зевоте. – Мой знакомый хирург удивил меня историей библейского царя Асы. Аса страдал неизлечимой болезнью: у него сперва отнялись ноги, а после все поползло вверх – отказал живот, потом – руки. И помер он, ибо взыскал не Господа, а врачей. Так вот: все это, оказывается, сущая правда. Бывает такая страшная опухоль в позвоночнике, которая вызывает именно такие симптомы. Значит, перед нами не просто легенда – все подано так грамотно, словно списано из медицинского учебника.
Сзади раздалось:
– Позади нас – многоточие… впереди нас – многоточие… хорошо с перепою мечом помахать. Слышь, придумай слово! Пропущенное.
Ящук был не дурак. Он понял, что над ним издеваются.
– Я вас не понимаю, Познобшин, – сказал он напряженно.
Кругом гудело. "Патрон, – Брон думал про Ящука. – Смазать и ввинтить лампочку".
– У меня все замечательно, – пожал он плечами. – А что не так, Мирон Борисович? Я просто рассказал. Правда, интересно?
И Брон встал. Сцепив за спиной руки, он с доброй улыбкой изучал Ящука, из которого красными лепехами попер адреналин.
– Неуместно, Мирон Борисович, я знаю, – Брон выбил из рук противника копье. – Я просто так, без всякой задней мысли. Не обращайте внимания.
Теперь, когда перед ним вроде как извинились, Ящук растерялся окончательно. Он смотрел на Брона, гадая, зачем тот встал и тут же находя тому вполне разумное объяснение: подчиненный стоит перед сидящим начальником, удивляться нечему, он сидит, а тот стоит, вот если бы наоборот, то было бы естественней… черт!
– Рать, – бросил Брон через плечо.
– Что? – спросил Ящук.
– Это я не вам. Рать!
На Брона уставились аккуратные очки. Веснушчатая рука, державшая карандаш, зависла над клеточками.
Грифель зашуршал.
С соседней табуретки квакнул смешок.
Познобшин чувствовал, как ему с каждой секундой становится легче. Неадекватно. То, что требуется: совершенно неадекватно, невпопад, но – в границах. Он кривляется на островке безопасности. Лишний шаг – и его собьют, но дальше он не пойдет, достаточно. Он только, дразнясь, занесет ногу.
– Не по-людски, Познобшин, – уронил Ящук.
И – подарил бальзамом, угадал, попал в точку.
– Надеюсь, – Брон печально улыбнулся. – Божьи руки… Если опустить руки в беспокойную воду, картинка смещается и дрожит. Как бы и чужие руки, не свои, свет преломляется в плотной среде. А им в воде непонятно, что рядом стоит большой хозяин. Так и люди – руки Создателя, опущенные в тазик. Ладошки, мнимо разделенные, не знают, что у них общий корень…
– Займитесь делом, – Ящук встал и повернулся, не желая больше никаких проникновенных бесед. – Мой вам совет: навестите медпункт. И чтобы через час были в норме.
"Я и сейчас в норме, – подумал Брон. – И не в норме. Но разве это мятеж?"
Мятежа не будет, даже если он уйдет и больше не вернется. Мятеж – когда хватают, вяжут, сажают в клетку, лечат уколами, пускают в расход, клеймят в печати. Как нелюдя. Но он не нелюдь, нелюдь – понятие с отрицательным знаком. Нелюди режут и жгут, выедают внутренности с наружностями, насаждают насильственный интим прискорбного свойства. Так что мятеж – это сильно сказано. Лучше будет так: неоправданные действия в рамках общепринятого. Внешне ничего подозрительного: нахамил шефу, неприлично держался, городил вздор – плохо, но среди людей случается и не такое. А вот мотивы – о мотивах знает он один. Об их отсутствии. Можно и тайны не делать, сказать. Решат, что немножко того-с… И прекрасно. Вот если бы он ножиком пошел махать…
Он и не сверхчеловек. Сверхчеловек – это выше по лесенке. А ему удобнее не выше, ему желательно по соседству. Можно на той же высоте, на одной перекладине.
Брон вздохнул и начал натягивать спецодежду: костюм кенгуру. Комбинезон в виде шкуры, голова из папье-маше. Пристегнул хвост. В его обязанности входило разгуливать по парку и зазывать прохожих на аттракционы. В качестве приманки раздавать ребятишкам леденцы. А заодно – рекламные листовки переменного содержания и пригласительные билеты.
