Мента Пиперита посерела лицом, хотя и сама так думала.
– Тебе так кажется?
– Мне никогда не кажется, потому что тогда придется креститься, а Бог не ждет от меня такой мелочи.
– О, мы заговорили о Боге. Неплохое начало. Ты служишь Ему?
– Ему служат все, и ты в том числе. Я потом объясню. Мы вроде почетной медали с двумя сторонами. Не мнится ли тебе, что ты сложна и нуждаешься в моем упрощении?
– Мнится. Я сложна. В упрощении не нуждаюсь. Благо еще и проста.
– А зря. Правда, по-настоящему прост я, как сложен Иуда… А ты – так, чепуха. Любопытная бестолочь. Внутри ты и вправду пуста, как всякая баба.
– Мне казалось иначе. У меня есть дипломы международного класса…
– Подотрись ими. Или мне отдай, в библиотеку, я подотрусь, но сперва почитаю. Мне нравятся разные буковки… смять будет можно?
– Значит, ты сложен, как Иуда? А чем же он сложен?
– Это он настоящий Спаситель. Это он пострадал и страдает больше других, это он удавился, это его проклинают на каждом углу. Да и Христа покинуть легче, чем Иуду. Сильных не так жалко. Что эти людишки знают об Истине-Иуде? Иуда – в самом сердце материи, которую похвалил Бог… Но оба они – производные. Христос – второй. У них есть Небесный Отец. И милость в этом деле опасна, она граничит с равнодушием. Мы оба служим энтропии – Отцу. Это его замысел.
– Это твой параноидный бред, а еще – древнее еретическое воззрение. Ты повторяешь его, как попугай.
– Древнее не значит ошибочное. А попугай умеет сказать много дельного, главное – лаконичного. Если его научит подобающая жизнь.
Мента позабыла о пистолете и машинально положила его на стол. Маат безучастно взирал на пистолет.
– «Мы – две руки единого креста», – процитировал Маат. Так ли он сер? И не читал ли, в самом деле, Пруста?
Семь томов в сортире. да самый главный – седьмой. – «Мы – два грозой зажженные ствола».
– Откуда это? – спросила Мента.
– Вячеслав Иванов. Блок. Ты и в самом деле серая мышь в дырявом синем чулке. Насквозь проеденном молью. Забудь, сестрица, тебе это ни к чему. Тебя почему-то заинтересовало лицо, которому ты служишь, вот и спрашивай.
– Это папа тебя научил?
– Кто же еще? На стадии сперматозоида…
– Но ты ведь убил его?
– Убил. Известкой присыпал. Давай дальше, только формулируй попроще.
Мента усмехнулась:
– Образования не хватит?
Маат нахмурился.
– Вам ваша выдуманная правда после отпрыгается в кармических бородавках ваших детей.. Какой, на хер, тренинг умений! Тренинг сранья и ссанья. Послюнить да приклеить отставшее, ибо наше есть Царствие Небесное. У нас главное умение – внакладе не остаться. Умеем будь здоров. Писихологи-коитологи, коитус субмандибулярис… Ты о Создателе думай.
Маат расколошматил полное крови куриное яйцо и выпил, закатив к потолку выпученные глаза. Мента молчала.
– Бог? – взвился Маат, не дождавшись вопроса. – Ты про Бога ждешь? Бог – строгий папа, следит за ребенком. Ребенок растет, папа сердится всё реже, но всё больше по делу, Ему одному понятному. Потом помирает. Человек стареет, обретает мудрость, равнозначную смерти. В смерти – истина, он, стало быть, помирает, и при-миренно возвращается в объятия к давно истлевшему папаше.
Мента Пиперита собирала Плетень. Брат продолжал, притиснувшись к источенной насекомыми кромке стола.
– Показать ничтожность высокого подвига и низкого дела, ибо все религии видят Бога в Ничто, лишенном свойств, в котором не выживает ничто самостоятельное. Ничто сложное. Всё должно быть и будет предельно просто. Дьявол – другая сторона Бога – то же самое Ничто, отрицательно воспринятое.
А Мента Пиперита как раз сознавала, что с ее стороны – высокий подвиг навестить и, возможно, обуздать, пролечить безумного брата. И этот подвиг подсознательно перерастал в желание постороннего признания, но их было всего двое – он и она. Хотелось хотя бы кого-то третьего.
И тут из Маата посыпались цитаты.
– «День Господень – тьма»… Ам 5: 18–20. «Поэтому о юношах его не порадуется Господь, и сирот его и вдов его не помилует; ибо все они – лицемеры и злодеи…»; Ис 9: 17… «Ярость Господа Саваофа опалит землю, и народ сделается как бы пищею огня; не пощадит человек брата своего. И будут резать по правую сторону, и останутся голодны; и будут есть по левую, и не будут сыты; каждый будет пожирать плоть мышцы своей…»; Ис 9: 19–20… «Напал злой дух от Бога на Саула»; 1 Цар 18–10…
Мента Пиперита, внимательно слушая брата, сосредоточенно раскладывала палочки и полупрезрительно улыбалась. Маата прорвало, он слишком редко разговаривал с людьми о важном, а тут – сестра. Его изба подрагивала от завываний. Менте наскучило слушать, и она скорбно произнесла:
– Мы проходили это, в Географическом Обществе случались клинические разборы. Ибо Господь кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает. Бог бьет своих детей. Значит, надо, пусть даже возомнив себя рукой Бога, явиться ею на деле, на ином плане бытия, и убивать, так как Бог даже через черта творит добро. Депрессия из-за живых детей, которых ждет ужасная жизнь, – естественное, богоугодное дело. Евр 12–6…
– А ты сама – не рука разве? Мента, не отвечая, продолжала:
– Еще нам говорили, что каждый художник на чем-то перегорает. Ему пеняют: не пил бы – писал Идиота, а он и не помнит, как писал Идиота и идиота, потому что давно уже сам идиот. Содружественные ли это процессы? Не привлекается ли извне деструктивная сила для обновления мира? Повсюду манихейство, добро и зло, как будто мы не православная страна… Это от Бога, а это от Дьявола, и это в прессе, кино, книгах, но всё от Бога, и Дьявол – Его вассал, если не одна рука из многих…
Эта последняя фраза Менты о деструктивной силе чуть утешила возбужденного Маата, с подбородка которого капала цыплятова кровь.
– Мне по сердцу твои слова про стороннюю силу, – проговорил он. – Мы делаем одно дело, мы кровные брат и сестра, мы служим Создателю, который всё наворачивает и делает сложным, одновременно приуготавливая мир к смерти. Я помогаю ему и его посланнику-ужасу. Ты тоже помогаешь, ибо усложняешь, приближаешь неизбежное – нас ждет тепловая смерть или ледяное спокойствие, и подвиги наши равновелики, если взирать свысока. Нам нужно слиться и породить большее… – У него потекла слюна. – Он подрастет и будет играть гайками, твоей и моей. Мы выкрасим для него Прустовы Плетни – каждый на свой вкус…
Инцест овладевал им, он взялся за брюки.
– Смотри сюда, – приказала Мента Пиперита. Перед Маатом мерно покачивалась гайка.
Всего лишь гайка, но нечто большее в умелых руках.
– Не надо, – попросил Маат голосом, как будто поедал у горбуньи уши.
