Сандра взглянула на дешевые наручные часики и с ужасом поняла, что до начала праздника осталось пять минут. Хороша она будет, если ее застанут здесь одну, любующейся своим отражением! С пылающими щеками Сандра бросилась прочь. Она покинула бальный зал как вошла: через служебный вход, и на черной лестнице чуть не столкнулась со странным типом, который поднимался по ступеням. В первую секунду Сандра оторопела – человек был настолько похож на переодетого принца ее фантазий, что у нее ослабли ноги. Незнакомец прятал лицо под черной полумаской и кутался в черный плащ до пят. Но мигом позже Сандра заметила шарманку, висевшую у него на правом плече; на левом же сидела рыжая плешивая обезьяна, которая с важным видом сосала палец. Голова обезьяны была повязана яркой алой лентой, а в ухе блестела позолоченная серьга. "Его, наверно, пригласили играть в антрактах, когда оркестр будет отдыхать", – догадалась Сандра. Она спешила и, теряя к незнакомцу интерес, бочком проскользнула вниз по лестнице. При этом она кокетливо потупила глаза и потому не видела, как в зрачках обезьяны вспыхнули красные искры, а шарманщик замешкался, словно не знал, удержать ему Сандру или нет. Пока он принимал решение, Сандра оказалась уже далеко внизу и вскоре влетела в примерочную, где стоял шум и гам. Пахло пудрой, туалетной водой; Сандрины подруги и приятельницы толкались возле зеркала, щипали и кусали друг дружку, пытаясь пробиться поближе. Сандра загадочно улыбнулась: она-то уже вдоволь навертелась и нагляделась. Но тут же вздрогнула: вдруг, пока она неслась по лестнице, что-то отцепилось или расстегнулось? И Сандра, быстро отбросив насмешливое высокомерие, врезалась в столпотворение белых, розовых и голубых нарядов. Она бешено работала локтями и коленями, прока не протиснулась в первый ряд и не увидела, что да, она не зря всполошилась – все платье пришло в беспорядок. О том, что причиной хаоса была она сама и ничего бы не случилось, не лезь она к зеркалу, Сандра как-то не подумала.
Ругая себя последними словами, она стала прихорашиваться, поворачиваясь то так, то этак. Остались сущие пустяки – подтянуть гольфы, да перезавязать пышный бант на поясе, – когда по зданию растекся низкий гул: то ударил гонг, возвещая начало торжеств. Звук получился донельзя значительный, полный скрытого смысла и неопределенных заманчивых обещаний. Оживление, царившее в примерочной, утроилось. Одновременно барышни оробели: ни одна не находила в себе смелости распахнуть дверь, ведущую на парадную лестницу, и увлечь за собой остальных. И Сандра нисколько не удивилась, когда поняла, что уже делает это сама – ей почудилось, будто не так уж "сама" она отважно шагает за порог, что кто-то посторонний обосновался у нее внутри и захватил власть над руками, ногами, лицом; кто-то очень опытный и искушенный в разного рода светских увеселениях подсказывает ей, кому какую подарить улыбку, где сделать реверанс, а где проплыть мимо с гордо поднятой головой.
Она первой вступила в зал, из которого только что бежала в страхе быть обнаруженной, – сейчас он был залит светом и, не такой уж, между нами говоря, большой, разрастался, переполненный зеркалами, до размеров целой вселенной. Зеркала поддерживали иллюзию, будто яблоку негде упасть – столько съехалось народу. На самом деле людей было не очень много: два класса девочек, два класса мальчиков, да гости – воспитатели, магистры, попечители и немногочисленные родственники лицеистов – тех, что были родом из города. На мгновение Сандре взгрустнулось: вот бы видели ее мама с папой. "Ничего, утешилась она, разглядев среди гостей фотографа, – я пошлю им портрет". Ее быстрый взгляд налетел на недавнего шарманщика – тот стоял в отдалении, близ окна, и было нелегко разобрать, на кого он смотрит: мешала маска. Его обезьяна, во всяком случае, точно ни на кого не смотрела, она отвернулась и, сидя на плече, уставилась в окно, за которым багровело уходящее солнце.
Скрипачи вскинули смычки, трубачи и флейтисты закусили мундштуки. Низенький лысый дирижер с достоинством раскланялся, повернулся спиной и взмахнул палочкой. Концерт номер пять для семи скрипок с барабаном вырвался на волю, и звуковая волна едва не выбила стекла. Дирижеру стоило больших усилий удерживать власть над музыкой. Но танцы не состоялись: оглушенные, растерянные лицеисты застенчиво вжимались в стены, не решаясь начать. На лицах взрослых появились снисходительные улыбки. Сандру бросило в жар: ну как же так? Если бы правила позволяли, она и здесь бы не оплошала – взяла и пригласила первого попавшегося, но всему есть предел. Скоро музыка смолкнет, повиснет неловкое молчание, выйдет кто-то из воспитателей и начнет распоряжаться: разобьет всех на пары, ударит в ладоши… При одной только мысли о таком повороте событий у Сандры стало муторно на душе. Конечно, бал немедленно превратится в детсадовский утренник. "Что за кавалеры? – подумала она со злостью. – Какие-то рыбы, честное слово! Неужели никто… " И здесь она застыла: через весь зал к ней направлялся невысокий, но очень симпатичный паренек с бледным лицом, белыми, как у нее, редкими волосами и в белых шелковых перчатках. Сандра закрыла и снова открыла глаза: нет, так не бывает – в точности, как этот мальчишка, шел к ней во сне безупречный князь, и еще до того, как он приблизился и сдержанно отвесил поклон, было ясно, что встреча с ним нарушит течение прежней жизни и начнется нечто новое – быть может, плохое и опасное, но намного более интересное. Оркестр, собравшийся было передохнуть, при виде первого смельчака вернулся к началу мелодии. Паренек дошел до Сандры и остановился. Секунду-другую он стоял неподвижно, глядя ей прямо в глаза, и Сандра почувствовала неприятный холодок. В молодом человеке что-то было неладно. Его движения, взгляд, выражение лица – все казалось слишком отточенным, механически безукоризненным. "Люди из мяса и костей держат себя иначе", – неожиданно пришло в голову Сандре. Но лицеист уже склонился перед ней, и Сандра чуть присела в быстром ответном реверансе. Мгновением позже они уже кружились в безудержном тальстате(Сандра вдруг сообразила, что именно тальстат именовался в ее сновидении вальсом). Танцующие вихрем вылетели в центр зала, и лед был сломан: к ним присоединилась еще одна пара, третья, четвертая… Педагоги с видимым облегчением развернулись друг к другу, довольные, что все теперь пойдет как надо и им ничто не мешает пуститься в бесконечные и нудные взрослые разговоры. Сверкнула вспышка: фотограф, упав на колено, вел отстрел, не жалея кадров. Шарманщик, казалось, слился со шторой; он не шевелился, как не двигалась и его косматая спутница. Сандра, державшаяся в объятиях лицеиста очень прямо и напряженно, смотрела ему через плечо и машинально подмечала каждую мелочь. Не укрылось от нее и круглое лицо с пронзительными ярко-голубыми глазами: невысокий полный господин стоял в первых рядах и восторженно следил за танцующими. "Что за фрукт? "– подумала Сандра безучастно и в следующий миг созерцала уже кого-то другого, в жабо и сиреневых панталонах в обтяжку. Тем не менее пухлый голубоглазый субъект ей запомнился. Она была крайне удивлена, когда обнаружила, что все – и она в том числе – уже стоят, а музыка больше не играет: танец окончился. Ей казалось, что она успела сделать всего-навсего один круг.
– Двадцать один, – послышался вежливый голос.
Сандра непонимающе посмотрела на лицеиста.
– Вы думали вслух, – паренек улыбнулся уголками губ. – Но мы описали ровно двадцать один круг.
