Сандре было ясно, она взирала на осколок с ужасом и трепетом.
– Значит, получается, – с трудом проговорила она, – что весь наш мир и Святопавловск, и Тарховское море, и мама с папой могут…
– Совершенно верно, – кивнул Бран. – Если этот осколок окажется у Черного Мастера, и тот успеет дополнить им свою Мозаику раньше Радужного, о твоем мире останется только сожалеть. Сейчас же он, твой мир, находится, так сказать, в подвешенном состоянии. И от нас зависит, каким цветам предстоит в нем править.
– Но тогда нам нужно что-то делать! – воскликнула Сандра. – Нельзя же просто сидеть и ждать.
Она хотела что-то добавить, но Хануман жестом попросил ее помолчать.
– Твои желания очевидны, – заговорил он сухо и отстраненно. – Ты, конечно, хотела бы уничтожить черный слепок с твоей вселенной. Сразу тебя разочарую: это невозможно. При любом развитии событий у осколка два пути либо в Мозаику Черного Мастера, либо – если Радужный его опередит – обратно в океан. Сломать или сжечь осколок нельзя. Нельзя и выбросить: его найдут, и очень быстро.
– Не найдут! – запальчиво крикнула Сандра. – Столько лет прошло – и не нашли!
Хануман усмехнулся.
– Там, где живут Мастера, – объяснил он терпеливо, – время течет иначе. По их меркам черепки потерялись несколько минут назад, и день в разгаре. И силы Света и Тьмы, вопреки твоим представлениям, достаточно быстро отреагировали на их исчезновение. Но я могу тебя немного обнадежить: осколки нельзя отнять. То, что они очутились в человеческих руках – дело небывалое, но и не случайное. Их можно получить лишь из рук в руки по взаимному согласию. И, раз они попали к людям, теперь только люди могут передать их Мастерам. Здесь посредники бессильны – иначе, боюсь, тебя уже не было бы в живых. Как, возможно, и того, кто владеет в настоящее время разноцветным осколком. Либо руки людей, либо руки Мастеров, третьего не дано. Таков порядок.
Сандра что-то обдумывала.
– Но ведь Патрик тогда, на пляже, отнял мой осколок силой, – сказала она. – Как же он сумел?
Хануман прищурился.
– Силой, говоришь? – спросил он с легким сарказмом. – Может быть, ты сопротивлялась? Или тебе было жалко? И ты не отдала бы ему черепок ни за какие коврижки?
Сандра смутилась и покраснела.
– Да нет, – молвила она виновато. – Я плохо помню, но, наверно, я решила так: пусть возьмет поиграть. Я никогда не была жадиной.
– В том-то и дело, – безнадежно проскрипел Хануман. – Ты не жадная. Они это знают и пустятся на любую подлость, лишь бы ты отдала осколок или Патрику, или самому Черному Мастеру. А вот заставить Патрика сделать то же самое будет непросто.
– Я вот чего не пойму, – сказала Сандра. – Как вообще так вышло, что осколки попали к нам? Откуда они свалились?
– Мы ждали этого вопроса, – кивнул Хануман. – Ответ на него будет сразу и объяснением, почему мы с Браном принимаем в этой истории столь деятельное участие. Видишь ли, дела Мастеров – это высшие материи, нас не касающиеся. Нам бесконечно жаль, когда какой-то из миров попадает в Черную Мозаику, но мы, повторяю, не властны менять заведенный порядок. И в работу Мастеров обычно не вмешиваемся. Но стоило порядку нарушиться, как нам развязали руки.
– К нашему, не скроем, удовольствию, – вторил ему Бран. – Ты, надеюсь, слышала пословицу: сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит. Давно уже ждали, что Черный мастер позволит себе какую-нибудь преступную выходку. Еще бы – столько лет работать со злом! До недавних пор он, хоть и был весьма недоволен правилами игры, все-таки им подчинялся. Но не выдержал и совершил возмутительный поступок. Есть на свете создания, зовущиеся пахапанами…
– Тупые, безмозглые твари, – вставил Хануман и оскалился с брезгливым презрением.
– Да, умишком они не вышли, – согласился Бран. – Низшие духи, не разбирающие добра и зла; кто их поманит – тому и служат. Чаще всего их используют для мелкой черной работы : поручают записывать дурные и добрые дела, причем пахапанам наплевать, что записывать, им все равно. День-деньской сидит такой у человека на плече и пишет про подвиги; скажут завтра пересесть на другое – без слов пересядет и начнет писать про гадости. Так вот: Черный Мастер, возомнив, будто имеет какие-то дополнительные права, снарядил одно из этих ничтожеств похитить цветной осколок у своего соперника. Пахапан, не рассуждая, отправился в путь, выхватил черепок из-под носа у Радужного Мастера и поспешил обратно. Радужному Мастеру ничего не осталось, как сделать то же самое. Его гонец, схватив черный осколок, помчался к своему хозяину и прямо над океаном столкнулся с посланцем Тьмы. Тут-то и сработало правило: либо руки Мастеров, либо руки людей. В руках всех прочих существ эти предметы долго не задерживаются. Пахапаны внезапно ощутили, что украденное жжет им ладони жестоким огнем. Слепки миров полетели в океан, но вода, раз уже выбросив их на сушу, отказалась принять осколки. Сквозь толщу волшебных вод они свалились точнехонько в мир, чей образ хранили в своей форме. А придурковатые пахапаны, видя, что добыча ускользнула и впереди их ждет суровое наказание, ринулись следом и насмерть загрызли друг друга в бессмысленной драке. Им было невдомек, что отныне только человек способен принять участие в судьбе осколков, а следовательно и в своей собственной судьбе.
Бран замолчал, и тишина наступила такая, как будто все они очутились не в поле глубокой ночью, а повисли в отчужденной немоте космоса.
– Как же быть? – сказала Сандра – просто, чтобы что-то сказать. Она знала, что выхода нет. Патрик ни за что на свете не отдаст свой радужный осколок, хотя… почему она так в этом уверена? Не может быть, чтобы в нем не осталось ни капли человеческого, а если так, то до этой капли можно добраться – пусть не сразу, пусть уйдет целая жизнь… И ей снова вспомнилась история Кая и Герды. Она задала мучивший ее вопрос своим новым друзьям, и те удрученно вздохнули.
– Ты права, – ответил Хануман понуро. – Не бывает – во всяком случае, у людей – чтоб не осталось совсем ничего доброго, хоть самой крохи. Только ты не единственная, кто это понимает. И уж нынешний его приятель пойдет на все – лишь бы ты не откопала светлый источник.
– А кто он, этот приятель? Тот дяденька, который гнался за нами, поскользнулся и упал?
– Поскользнулся! – Хануман закатил глаза. – Ну, пусть будет"поскользнулся". Но это не дяденька, это много хуже. Это Бартамон.
– Звучит так, будто я знаю, кто такой Бартамон, – рассердилась Сандра. – По-моему, он вовсе не страшный. Мне он показался даже смешным.
– Ага, – издевательски хмыкнул Бран. – Смешнее некуда. Во всех вселенных вряд ли сыщешь мерзавца более бессовестного и злобного, чем этот. Актер он бесподобный, не отнимешь. Но ему иначе и нельзя, он попросту вынужден постоянно притворяться и обманывать. Ведь Бартамон – призрак без формы и плоти, он даже не сгусток энергии – скорее можно сравнить его с черной дырой, ибо суть Бартамона – сплошная злость, не признающая ничего, кроме себя самой. Однако так недолго и концы отдать. Гибель Бартамона можно представить как бесконечное сжатие в бесконечную точку под напором живого мира вокруг. Естественно, такой исход ему не по нраву. Он переходит из тела в тело, из предмета в предмет, тратя колоссальные силы на поддержание формы для своей абсолютно пустой черной души. Чаще всего он прячется в веселых, внешне безобидных толстяках. Наверно, полнота как-то скрашивает ужасные муки невещественности, которые он испытывает. Насколько я знаю, оболочка, в коей он пребывает сейчас, именуется Аластор Лют. Он частенько пользуется этой личиной, но любит и многие другие. Например, он не однажды оборачивался респектабельным, надменным, безукоризненно одетым господином в очках с сильными линзами. Этот вариант зовется"Геноссе Этвас", что в переводе с языка одного из миров означает"Дружище Нечто". Он также бывает Протеем, Лидерцем и черт-те кем еще.
