– Я сделаю, – пообещала Дестини. – Мои друзья потерпели поражение, но победа будет за нами.
– Убив меня, вы ничего не добьетесь! Люди начнут бояться мутантов, как они боятся любых других террористов, да, но они не смирятся. Они будут сопротивляться. Они вас уничтожат.
– Возможно, – сказала Дестини. В этот момент она действительно сомневалась. Ей никогда не приходилось предсказывать на такую отдаленную перспективу. – Но живым вы представляете еще большую угрозу. Когда я выстрелю, вы, если пожелаете, можете попытаться уклониться от стрелы, но я буду знать о вашем движении раньше, чем вы его сделаете.
– Я знаю, кто ты... Дестини, – произнес Келли презрительно. – Я не доставлю тебе такого удовольствия. Если бы я мог убить тебя голыми руками, я бы это сделал. Но я не побегу.
КЕЙТ Прайд наблюдала за этой беседой из своего тайного места в маленьком алькове между книжной полкой и глобусом, которые находились позади письменного стола сенатора. Альков находился за большим американским флагом, который висел на стене и затенял его. Кейт узнала Дестини. В течение многих лет борьбы Братства против Людей Икс их пути несколько раз пересекались. Позже, в лагере, Кейт сотни раз будет проходить мимо ее могилы. И в том, что она знала судьбу Дестини, был элемент черной иронии.
Кстати, почему Дестини не знала, что Кейт находилась в кабинете сенатора? Она должна была знать о попытке Кейт, но не подавала виду, что замечает ее присутствие. Это не имело смысла; если, конечно, Дестини не готовила какую-то ловушку, что было бы глупым и ненужным усложнением в и без того сложном плане. Разве только из-за каких-то временных искажений Кейт могла оставаться невидимой для внутреннего взора Дестини. Могло ли все быть именно так? Способа убедиться в этом не было.
– Нет, – произнесла с улыбкой Дестини, – ты не побежишь. Ты – пьяница и презренный человек, но ты не трус. Пусть это будет твоей эпитафией.
Когда палец Дестини нажал на спусковой крючок, Кейт шагнула вперед.
Шаг – и она просочилась сквозь тело сенатора Келли. Она услышала его вздох и физически почувствовала его, как почувствовала движение собственной диафрагмы, совпавшее с расширением его легких. Кейт услышала резкий щелчок тетивы арбалета. Когда она выскочила из его груди и просочившаяся часть ее тела затвердела, Кейт почувствовала удар стрелы, который предназначался сердцу Келли.
Она попыталась издать звук, но не смогла. Фазирование всегда усиливало ощущения собственного тела, внутри и снаружи, и этот раз не стал исключением. Однако, несмотря на привычный шок от подобного протекания через чужое тело, она почувствовала стрелу во всю длину – от точки входа прямо под ее правой ключицей до стенки правого предсердия сердца, которую поразило острие наконечника. Она окончательно просочилась сквозь сенатора Келли и ударилась о пол, не чувствуя удара.
Дестини закричала так, будто вмешательство Кейт в ее план причинило ей физическую боль. Возможно, так оно и было: талант предвидения был ее частью, нереализация собственного предсказания могла для нее быть равносильной потере зрения или слуха. Эта мысль мелькнула в голове Кейт и тут же исчезла.
Ей казалось, что она куда-то проваливается.
КЕЙТ ощутила запах дыма и поняла, что свет начинает меняться. Она чувствовала себя очень неуверенно и неопределенно, как если бы приступ синестезии, смешавший все ее чувства. Кейт ощущала своего рода интересное удвоение собственных ощущений, как будто наравне с попыткой определить, какой орган что именно испытывает; она пыталась понять, кому из нас это ощущение принадлежит.
Какая-то приливная сила вытащила ее из подросткового тела, тяжело раненного и скорчившегося на полу в кабинете горящего здания в некой исторической точке, где даже предсказатели не знали, что произошло или должно было произойти дальше
И вернула куда? В Южный Бронкс? Назад, к унизительным обыскам и повседневному глумлению в ожидании надвигающегося в перспективе ядерного уничтожения? Вернула к тому, что она последняя?
Кейт встретила себя.
– Это твое время, – сказала Китти. – Как ты это сделала? Рейчел мертва.
– Да? – ответила Кейт. – Как тогда ты это сделала? Это не я... Ох...
– Что ох?
– Ты будешь в шоке, когда туда вернешься.
– Ты ведь позволишь мне вернуться?
– Это зависит не от меня. А ты?..
– Не знаю. Я правда ничего не знаю.
– Есть нечто, о чем ты мне не говоришь.
– Я хотела сказать тебе то же самое.
– Touche. Они по-прежнему называют тебя Спрайт?
– Да, но это не моя идея.
– Знаю. Я всегда ненавидела это прозвище. Знаешь, какое имя мне нравилось?
– Какое?
– Призрачная Кошка.
– Ух ты, – сказала Китти. – Мне тоже.
КИТТИ перевернулась и почувствовала резкую боль в ключице. Она вскрикнула и увидела, что над ней склонился сенатор Роберт Келли. Он выглядел ошеломленным и опирался на стол для поддержки. Он пытался сообразить, каким образом она оказалась там, где она была – перед ним, но, конечно, не смог. Китти Прайд – Призрачная Кошка! – была не известным ему членом Людей Икс.
В другом конце комнаты стояла на коленях какая-то женщина в бледно-голубом. Она кричала и плакала, ее лицо было закрыто руками, уткнувшимися в офисный ковер на полу кабинета сенатора Келли. Китти понятия не имела, кто это.
Сенатор Келли опустился на колени рядом с Китти.
– Кто ты, дитя мое? Как ты... что ты сделала?
Пытаясь двинуться, Китти застонала, а затем громко вскрикнула. «Ты будешь в шоке, когда доберешься», – сказала ее старшая версия. Что-то торчало в ее плече, проникнув глубоко в грудь. Она не могла дышать, но одновременно с этим ей страшно хотелось кашлять.
– Ты спасла мне жизнь, девочка, – сказал сенатор Келли. – Я не могу найти слов, чтобы тебя отблагодарить.
– Надеюсь, вы не забудете свои слова, сенатор, – раздался голос из окна. Китти увидела плывущую в небе улыбающуюся Шторм.
Нежное выражение лица исчезло с лица Келли.
– Ты права, Шторм, – ответил он. – Я задолжал вам свою жизнь, но это ничего не меняет в вопросе угрозы, которая исходит от мутантов.
– Мутанты, как и все другие люди, бывают хорошими и плохими. Вы не могли этого не заметить, сенатор. Один мутант убил бы вас сегодня, если бы другой вас не спас. Не спешите осуждать всех.
– Слова, которыми следует руководствоваться, сенатор, – заговорил профессор Ксавьер, когда Мойра Мактаггерт вкатила его в офис. Оба выглядели изможденными, и, чтобы устоять, Мактаггерт опиралась о кресло профессора.
– Профессор Ксавьер! Доктор Мактаггер! Слава богу, вы целы, – произнес Келли. Он снова стал политиком, как будто и не пытался смешать их с грязью в зале слушаний менее часа назад.
