— Ладно, что с тобой поделаешь. Я беру тебя в ученики. Но сначала ты должен запомнить несколько правил.
— Конечно! С радостью! Я заучу все правила и буду следовать им перышко в перышко, обещаю! — Не в силах сдержать своего восторга, он взвился вверх, кинулся камнем вниз, потом снова взлетел и снова снизился. — Я все-все буду делать, и вообще. Я очень послушный и исполнительный, вот увидите. Вы никогда не пожалеете, что взяли меня в ученики!
— Очень на это надеюсь, — пробормотал я. — Но вернемся к правилам. Во-первых, до окончания обучения ты не должен покидать этот остров.
Он молча кивнул.
— Во-вторых, ты будешь изучать только пламя и ничего больше. Понял?
— Да. А что вы еще знаете?
Я изумленно захлопал глазами. Что за несносный мальчишка! Наглец, каких мало.
— Я просто хочу, чтобы ты не совал свой любопытный клюв в то, что не имеет отношения к огню!
— Это куда же? В дупло что ли? И про яйцо не спрашивать?
Вот тут я по-настоящему оцепенел с разинутым клювом.
— При чем тут яйцо? Ты знаешь о яйце?!
Он опустил голову и смущенно поскреб когтями по камню.
— Вообще-то… да. Я видел, как вы ищите под снегом мох, и сразу догадался, что к чему. Мхом всегда выстилают гнезда, это каждый птенец знает.
Меня так и подмывало спросить, сколько же времени он за мной подглядывал, но я не хотел позволить ему торжествующе заявить что-нибудь вроде: «Да почти целую вечность! Ночей десять — двенадцать». Это означало бы открыто признать собственную тупость. Я осторожно откашлялся и сказал:
— Ну… в общем, ты прав. Я помогаю друзьям… из-за войны они не могут позаботиться о своем яйце, вот и доверили его мне. Видишь ли, они сейчас сражаются.
— Хорошо, что вы это сказали! — воскликнул мой новоявленный ученик. — Я чуть не забыл сказать вам одну вещь!
— Что еще? — насторожился я.
— Я не принимаю участия в войне, — заявил юнец. — У меня желудочное отвращение к кровопролитию. Я не верю в войну, понимаете? Желудок подсказывает мне, что всегда есть какой-то другой выход. Кстати, в магию я тоже не верю.
— Ты из Глауксовых братьев? — догадался я.
— Пока нет, но очень хотел бы стать им. Честно говоря, они меня не приняли. Сказали, что я пока не готов.
— И ты не сумел их заставить?! — чуть не заорал я. «Зачем ты навязался на мою голову?!» — хотелось крикнуть мне во весь голос.
— В делах веры нельзя никого заставлять, — наставительно пояснил юнец. — Впрочем, это трудно объяснить.
— Неужели? — язвительно переспросил я. — Просто не верится!
— Простите? — растерялся он.
— Неужели тебе тоже бывает трудно объяснить какие-то вещи? — с сарказмом спросил я. — Мне показалось, ты за словом под крыло не лезешь!
— Может быть, вернемся к правилам? — насупился Тео.
— Спасибо, друг мой. Запомни — я не терплю тесноты. Подыщи себе свободное дупло.
— Спасибо… Огромное вам спасибо, сэр. Я буду вашим лучшим учеником, вот увидите!
— Признаться, ты будешь моим первым учеником.
— В таком случае, нам обоим есть чему поучиться друг у друга! Я научусь быть учеником, а вы — учителем. Если вам понадобится какая-нибудь помощь по уходу за яйцом, я всегда к вашим услугам! Мне это только в радость, честное слово.
Я смерил его испепеляющим взором и решительно заявил:
— Никогда! Яйцо — это мое дело. Твоя забота — изучать огонь.
Вот так и началось наше обучение. По иронии судьбы именно Тео, убежденному противнику войны и кровопролития, предстояло стать первым кузнецом, превращавшим черный металл в страшные орудия, не менее смертоносные, чем ледяные мечи, кинжалы и ятаганы. Старинный кракишский глагол «крошать», я быстро переделал в «ковать», поскольку это слово мне удавалось произносить без запинки, не опасаясь насмешек Тео. А поскольку занятие наше все же не утратило первоначальной связи с магией, то мы с Тео стали называть себя «кознецами» от слова «козни». Из этого-то слова и родилось знакомое вам, читатели, прозвание «кузнец».
Очень скоро мы с моим новым помощником сумели извлечь из руды новый металл, превосходивший своей твердостью все материалы, виденные мною в краю Далеко-Далеко. Остывая, металл этот становился черным, как кузнечный уголь.
Раненая королева
В последний раз я видел Сив в пламени костра, и видение это было ужасным. Я видел, как она попала под власть пронзительного желтого свечения, лившегося из глаз хагсмара, а затем схватила ятаган и бросилась в бой. Последнее, что предстало перед моим взором — это оторванное крыло и потоки крови. Все это было настолько ужасно, что я долго не мог заставить себя снова заглянуть в огонь и узнать о судьбе Сив. И в то же время я чувствовал, что она жива. Позже Сив рассказывала мне, что перед тем, как броситься на хагсмаров, она думала только о том, как бы не превратиться в одну из этих ведьм преисподней. «Вот это настоящий кошмар, а все остальное — пустяки!» — говорила она.
Вот какой была ее последняя мысль перед тем, как ее мозг был выскоблен дочиста колдовством хагсмаров. После у нее не осталось никаких мыслей и чувств. Она словно перестала существовать или… или стала кем-то другим. Но кем? Лишь какая-то смутная мысль клевала ее желудок, звенела в гаснущем сознании. «Я превратилась в хагсмару?»
Ей казалось, будто нежная бахромка на ее крыльях растворяется в холодном ночном воздухе. Она чувствовала, как кромки ее крыльев становятся лохматыми, как у хагсмары. Сив посмотрела на себя и увидела, как ее прекрасные бурые перья, усеянные яркими белыми крапинками, темнеют на глазах.
— Не-ет! — в ужасе закричала она.
Но она ошиблась. Она не стала хагсмарой. То, что она увидела, было чарами Мрак-Га. Над ней было произнесено ужасное колдовство, но Сив из последних сил противилась его чарам. Только она одна чувствовала перемены, произошедшие с ее оперением. Никто другой ничего бы и не заметил: внешне она оставалась прежней. Но Сив догадалась, что страшные изменения происходят в ее желудке, в самом средоточии ее Га. И как только она ощутила эти странные желудочные преображения, она выхватила свой ятаган и с криком бросилась на хагсмаров. Именно в этот миг я увидел ее в пламени моего костра, а потом все утонуло в слепящем желтом свете, и снежинки окрасились кровью.
Много позже я узнал, что в то время, когда я заботился о яйце, Сив была жива. Она была серьезно ранена и почти потеряла левое крыло. Верная Миррта создала для нее вакуумный туннель, который в Северных царствах издревле используется для переправки раненых с поля боя. В обычных условиях для создания такого туннеля нужно не менее двух сов, но сейчас помощи ждать было неоткуда, а Миррта была исполнена решимости во что бы то ни стало спасти свою госпожу. Полярные совы в наших краях не даром славятся своей непреклонной волей и непобедимым упрямством!
