– Они без взрывателей, – усмехнулся он.
– И что с того? Попытаетесь пойти на штурм – мы просто подорвём то, что вам столь нужно. Превратим в кучу обломков. И будете вы их ценное содержимое с пола собирать и просеивать через сито!
– Момент, – сказал парламентёр.
Затем он зашагал обратно к своему броневику.
Клава на всякий случай прикрыла заслонку.
– Что дальше? – спросила она, обернувшись.
– Сказал же, тяни время, – повторил Ендогин. – Нам надо попробовать любой ценой выиграть ну хотя бы полчаса!
– А полчаса хватит?
– Да.
Интересно, что ему могли дать эти вожделенные полчаса?
Через пару минут послышался глухой стук в дверь.
Кажется, переговорщик вернулся.
Клава открыла «зрачок».
– Каковы ваши условия? Что вы конкретно от нас хотите? – спросил он, видимо, получив какие-то инструкции.
– Самую малость, – ответила Клава. – Во-первых, безопасный уход отсюда для меня и моих людей. А во-вторых, процент от стоимости найденного.
– И всё? – уточнил парламентёр с несколько издевательской интонацией. Видимо, решил, что эта дамочка сбрендила…
– Нет, не всё. Ещё мне нужно минут сорок на то, чтобы связаться с моими боссами, обсудить возникшую ситуацию и получить от них ответ и дальнейшие инструкции. Я, в данном случае, человек маленький…
То есть после Клавкиных слов эти родезийские уроды должны были всерьёз думать о том, что действительно имеют дело с какой-то местной мафией, а не, не дай бог, с русскими. Собственно, как мне показалось, они в тот момент примерно так и полагали…
– Хорошо, – ответил парламентёр. – Но вы слишком много хотите, и обещать вам какие-то проценты я не уполномочен. Через сорок минут я вернусь, и мы продолжим разговор. Время пошло!
Затем он посмотрел на свои массивные карманные часы и отошёл.
Через пару минут его «Хамбер» завёл мотор, развернулся и уехал восвояси. Вторая бронемашина последовала за ним.
– Что это нам даст? – спросила Клава.
– Терпение, – только и сказал на это Ендогин.
Затем, взяв из «газика» зелёный жестяной ящик переносной рации, он с одним бойцом скорым шагом направился наверх, таща радиостанцию за собой.
– Наблюдайте из партера, – снисходительно разрешил он всем нам, перед тем как ушёл. Франкоговорящая часть нашей группы его, разумеется, вообще не поняла, хотя по его действиям и без всяких слов было ясно, что он затеял что-то серьёзное. Красная Армия не была бы Красной Армией, если бы в критической ситуации тоже не приберегла для такого случая жменьку-другую козырей, как говорили в одном популярном в моём времени кино…
Так или иначе, теперь могло произойти всё, что угодно. Оставалось только гадать и надеяться на то, что тактический ядерный удар по нам бравый старлей всё-таки не вызовет.
Дальше потянулись минуты ожидания. Крайне медленно, как это обычно и бывает в подобных, тупиковых обстоятельствах.
Народ, включая Клаву и старшину, рассредоточился, держа оружие наготове и усевшись на бетонный пол возле тамбура, с тем чтобы минимизировать потери в случае, если супостаты передумают и их танки внезапно начнут бить из пушек по входным воротам и дверям укрытия.
Некоторые Клавины боевички, воспользовавшись паузой, пили воду (а может, и не только воду) из фляжек и что-то торопливо жевали, устроив себе стихийный второй завтрак либо ранний обед.
А я на всякий случай остался у входной двери.
Очень долго вокруг было тихо, и только примерно на тридцать второй минуте где-то вверху, над потолочным бетоном и песком нашего укрытия, возникли шелестящий гул и свист реактивных самолётов.
Я было полез открывать «зрачок» и в ту же секунду услышал звук, от которого у меня заныли корни зубов – вой несущихся к земле авиабомб.
Потом где-то снаружи, перед укрытием, ударило.
– Ложись! – заорал я благим матом и упал ничком на заходивший ходуном пол. Часть ещё горевших в ангаре лампочек погасла или лопнула, а с потолка мне на голову посыпались песочек и цементная крошка.
Залёг я вовремя, поскольку снаружи несколько раз подряд рвануло, да так мощно, что у меня на какие-то секунды заложило уши. Не думаю, что это были «пятисотки» или, скажем, тонные бомбы (близкий взрыв этакой дуры запросто вышиб бы взрывной волной все двери и ворота ангара, где мы укрылись), но за двести пятьдесят кило можно было ручаться.
А потом сквозь противный, шепелявый вой и визг бомбовых разрывов снаружи, по бетону и толстому металлу закрытых дверей и ворот передней стенки ангара застучало с характерным, дробным и настойчивым металлическим звуком, да так часто, словно это был барабанящий по жестяному подоконнику осенний дождь. Стало быть, осколков в нашу сторону пришло изрядно…
Потом в небе над нашими головами снова заревело и засвистело, и где-то впереди вновь ударило серией, так что бетон подо мной вновь зашатался.
Когда по дверям и воротам отстучала очередная порция осколков, я поднялся на негнущиеся ноги. Попадавшие вдоль дальней стены там, где сидели, Клавины ребятушки ругались и, кажется, поминали боженьку вкупе с Девой Марией на своём, галльском наречии.
Старшина и его бойцы курили и восхищённо матюкались.
Клава молчала, явно думая о плохом.
Первое, что я увидел, вскочив на ноги, две небольшие рваные дырки в створках ворот ангара, через который теперь проникали внутрь лучики дневного света. Видимо, пара-тройка особо крупных осколков всё-таки обладала достаточным весом и скоростью, чтобы продырявить насквозь эти противопульные плиты.
Сдвинув пластину «зрачка» в сторону, я непроизвольно закашлялся от потянувшейся через отверстие удушливой вони горящего топлива, резины и пороха. Ну да, прямо как в песне «а рядом в Темзе тонут янки, и в стратосферу валит дым»… Темзы или любой другой реки, в которой можно было бы кого-нибудь утопить, у нас под рукой не было, а вот дыма – сколько угодно…
Смахнув грязными пальцами выступившие на глазах слёзы, я увидел, что три стоявших на переднем плане «Центуриона», кажется, получили по полной программе. Один танк очень здорово горел, опустив пушку к земле и демонстрируя вырывающиеся из открытых башенных люков языки пламени.
Другой начисто лишился башни и скособочился в попытке отползти задним ходом от места раздачи ништяков, за ним по песку тянулась широкая ребристая лента перебитой гусеницы.
От третьего танка, в который, похоже, было прямое попадание, вообще мало что осталось, поскольку его бронекорпус перебило практически пополам.
Покрытый рябью больших и малых ям песок вокруг горящих танков стал чёрно-серым, и кругом, насколько хватало глаз, валялись какие-то неровные куски и фрагменты, в некоторых из которых можно было с трудом опознать обгоревшие трупы, сорванные катки, части бортовых экранов или сбитые с брони «Центурионов» ящики. Впрочем, трупов было немного, всего штуки четыре.
