Кажется, этот противник остался в одиночестве, и, похоже, это был именно мой «фигурант».
Ну, иди сюда, падла, я тебя научу, с какого конца редьку есть, как говорил в каком-то старом кино император Пётр Алексеевич…
Когда через несколько секунд он зашевелился впереди меня, я немедленно выпустил короткую очередь, целясь ему над головой.
– Сдавайтесь! – хрипло заорал я при этом (в ужасе не узнавая своего собственного голоса).
– А то, мать вашу так, гранатами закидаем!
– Не стреляйте! – услышал я в ответ.
Что характерно, сказано это было по-русски. Отчего-то мой клиент не стал в этот момент изображать из себя иностранца, который не знает языка наших родных осин.
– Оружие на землю! – крикнул я ему. – Руки вверх!
И точно, что-то глухо стукнуло о землю, и над обломками встал мой «фигурант» с поднятыми руками. Вполне себе живой и без оружия…
– Ко мне! – скомандовал я, поднимаясь в полный рост и беря клиента на мушку.
В этот самый момент из темноты позади него неожиданно возникла фигура в пятнистом маскхалате и с АК-47 наперевес. Сержант Игнатов, больше некому. Спрашивается, чего он ждал? Давно мог бы обоим этим уродам как не фиг делать коленки продырявить. Или это он проверял меня на профессиональную вшивость? Иди пойми…
Сделав несколько шагов в сторону костерка, сержант сноровисто подсёк моего клиента подножкой и, свалив его лицом вниз, начал вязать ему руки за спиной.
Упаковав клиента, сержант поднял его за шиворот и поставил на колени.
В тишине стало слышно, как чуть в стороне стонет и ругается по-английски радист, явно пытаясь встать на ноги.
Я подошёл к нему. Радист лежал, скривившись от боли и держась за бедро. Его пальцы были измазаны тёмным. Беглый осмотр показал, что я засадил ему в обе ноги и, очень похоже, навылет. Сначала в левую ниже колена, а потом в правое бедро.
Кровь сочилась, но её было немного. Радист был жив, и руки у него были целы. А значит, для дальнейших радиоигр он вполне годился. Это не могло меня не радовать.
Сзади послышался дробный топот.
Я обернулся – к нам бежала Клава. Автомат наперевес, пилотка на затылке, волосы растрепались и торчали из-под пилотки в разные стороны.
– Цела? – спросил я у неё.
– Да. Нормально, – ответила она. Хотя, как говорил один мой знакомый пошляк, женщины слово «цела» изначально понимают неправильно, так же как и команду «ложись»…
– Сержант, – сказал я Игнатову. – Проверьте рацию и всё вокруг. Вдруг ещё какой вражина затаился…
После этого я попросил Клаудию перевязать раненого.
Сержант кинул ей перевязочный пакет и пошёл к рации.
Здесь ко мне вернулись ощущения, притупленные изрядным приливом адреналина, и я неожиданно понял, что весь я мокр от пота и устал, совершенно нечеловечески, словно после земляных работ. Мои коленки дрожали и подгибались, руки тоже ходили ходуном.
Я сложил приклад «калаша» и закинул ещё горячий автомат за плечо.
После этого вспомнил и достал из подсумка ракетницу. Некоторое время шарил по карманам в поисках ракеты нужного цвета и, наконец найдя красную, пальнул в небо. Красный головастик на какие-то секунды перечеркнул черноту английской ночи.
Всё, дело сделано. Теперь ефрейтор передаст, что у нас всё штатно.
И будем надеяться, что в гарнизоне уже заводят моторы танков.
Я втянул ноздрями воняющий ненатуральным кофе и порохом воздух и осмотрелся. Клава вполне сноровисто распорола штаны радисту и бинтовала его ранения.
Крови на бинтах было немного. Радист стонал с трагической интонацией, всем своим видом намекая на отдельные положения Женевской конвенции. Руки у него не были связаны, но, тем не менее, никаких попыток бежать или сопротивляться он даже не пытался предпринимать. Не с такими ранениями…
Я пошарил в темноте и подобрал с земли два пистолета – армейский «Кольт» 45-го калибра, принадлежавший радисту, и аккуратный «вальтерок» Р-38 своего лысого фигуранта.
Характерно, что в «Кольте» ещё оставалась половина обоймы, а вот гражданин Кофоед выстрелил в меня буквально всё, до железки. Тогда вопрос: а почему он так просто поднял руки? Осознал, что его дело табак? Или банально понимал, что не успеет перезарядить свой или поднять чужой ствол?
Между тем Кофоед всё так же стоял на коленях со связанными за спиной руками и тупо смотрел на бликовавшее в стёклах очков пламя костерка перед собой.
Из темноты вынырнул сержант.
– Ихняя рация полностью исправна, – доложил он, не скрывая полного удовлетворения.
– Не ждали они нас, товарищ старший лейтенант. Блокноты и шифровальные таблицы – всё цело…
– Тогда можешь связать второго, если считаешь, что он способен убежать. Да, и осмотри самолёт, вдруг мы с тобой кого-то забыли.
– Сейчас, – ответил сержант не по-уставному.
Однако возле радиста, которого Клаудия как раз закончила перевязывать и посадила, прислонив спиной к обломанному крылу С-54, он не задержался, а включил фонарик и сразу влез в открытую грузовую дверь фюзеляжа разбитого четырёхмоторника.
Провозился он там от силы пару минут и вдруг выскочил из пассажирской кабины С-54 как ошпаренный.
– Ты чего? – удивился я.
– Там, бля, такое… – только и смог сказать сержант, выдав затем фразу, которую может произнести только истинно русский человек в минуты страшного удивления.
Ого, чем же можно было столь удивить этого орла-разведчика? Там кого-то слишком конкретно размазало по стенке? Он увидел зомби или злого духа?
Сержант подошёл ко мне поближе, и я увидел, что его почему-то реально трясёт.
Мне почему-то стало жутко интересно.
Я не стал сдвигать автомат с плеча на грудь, только на всякий случай расстегнул кобуру с не пригодившимся мне в сегодняшнем бою ТТ. Потом врубил фонарик и заглянул в фюзеляж.
Вроде ничего. Самолёт как самолёт. Салон грузопассажирского типа. Хорошо просматривается силовой набор, вдоль бортов широкие лавки. На них и на полу лежали какие-то брезентовые тюки, свёртки и ранцы. Ничего особо страшного.
Я отошёл на пару метров в сторону от двери и здесь уловил специфический, резкий запах. Воняло чем-то сырым, судя по всему, кровью. Но с какой-то неуловимой примесью, я бы сказал, говнеца. Неужто кто-то из супостатов перед смертью обосрался?
Я прошёл ещё немного в сторону пилотской кабины и пошарил лучом фонарика перед собой.
Н-да, называется, нашлась пропажа.
Передо мной была давешняя азиатка. Несомненно мёртвая. Она завалилась на бок, на лавку с какими-то тюками, в той позе, в какой, надо полагать, и умерла. Стояла на полу кабины, согнув ноги в коленях, а потом ссунулась в сторону.
