– А что так?
– Прежнего аменокаля, её мужа, убили пять лет назад. Вот она и рулит, по мере сил, вместо него, пока старший сын не подрастёт. По их законам это разрешается, они вообще к женщинам уважительно относятся, говорят, что в некоторых туарегских племенах вообще матриархат…
– А кто его убил-то? – уточнил я на всякий случай, понимая, что дата смерти этого вождя более-менее совпадает с последней войной. – Ваши французы или что-то не срослось во время войны?
– Да нет, всего лишь соседнее племя. Из-за банальной причины в виде спорного стада верблюдов. Они здесь все очень меркантильные и при этом ужасно друг друга не любят, поскольку считают, что пустыня не резиновая…
Ну ничего в людях с годами не меняется, только у нас «нерезиновыми» обычно принято считать Лондон и Москву – кому что нравится…
– То есть всего лишь мелкоуголовные разборки посреди пустыни? – заключил я.
– Можно и так сказать…
Закончив наш разговор, Клава опять устроила помывку. На сей раз ассистировали ей (то есть лили воду из канистры и подавали полотенца) её бодигарды. Закончив туалетные процедуры, она переоделась в чистое бельишко, натянув затем брюки цвета хаки в облипку, вроде тех, что используют для верховой езды, армейского образца рубашку с короткими рукавами и высокие брезентовые берцы со шнуровкой – кажется, «девушка Бонда» потихоньку мимикрировала, превращаясь в Лару Крофт, имея в виду её последнее, викандеровское воплощение.
Воспользовавшись ситуацией, я тоже слегка умыл лицо, но сил для того, чтобы раздеваться даже по пояс, у меня уже не было.
Кажется, Клава куда-то выходила, но это я запомнил смутно, поскольку завалился на брезент в углу палатки и отключился, накрывшись каким-то покрывалом из грубой шерсти (те, кто рассказывал о холодных ночах в экваториальных широтах, как оказалось, нисколько не врали).
При этом, проснувшись, я не смог вспомнить, спал я вообще в ту ночь или нет.
Из провального забытья я вышел с рассветом, поскольку Клава начала тормошить меня за плечо.
Вид у Клаудии был вполне свежий и отдохнувший, а на её поясном ремне висела тяжёлая пистолетная кобура. То есть она уже была готова к дальнейшим подвигам. А вот о себе я такого сказать не мог.
Как говорил товарищ Сухов, солнце ещё не взошло, но, как оказалось, туареги уже успели уйти, свернув свои шатры.
Интересно, что фото Роберта Нормана Клава мне вернула.
Их баба-вождь за ночь успела показать его всем участвующим в деле воинам и объяснить, что вот этого, конкретного, гражданина надо брать только живьём? Маловероятно, но всё может быть, вдруг фотографическая память на лица – непременный навык каждого уважающего себя воина-туарега?
Дальше всё пошло по накатанному сценарию. Клавины ребята быстро свернули палатки и прочие причиндалы, после чего мы зарядили и проверили личное оружие, погрузились в джипы и двинулись следом за туарегами, ориентируясь в основном по верблюжьим следам на песке.
Пейзаж вокруг был примерно тот же, что и вчера. Как говорили в одном ну очень древнем анекдоте, пляжи они тут, в Африке, отгрохали знатные, можно неделями ехать, пока до моря доберёшься. Зато при этом уж точно основательно загоришь…
Вот только дюны стали перемежаться более высокими холмами, а у горизонта начали просматриваться какие-то то ли горы, то ли сопки.
И было видно, что нас сопровождают, – время от времени на вершинах холмов появлялись всадники в чёрном, на верблюдах. Видимо, здешняя кочевая братия ненавязчиво контролировала нас, возможно, для того, чтобы мы ненароком не свернули куда-нибудь не туда, а возможно, и для чего-то другого…
В какой-то момент Клава резко остановила джип (вслед за ней торопливо притормозили и все остальные), услышав далёкую хаотичную стрельбу.
Сначала очень густо били одиночными, потом вступили автоматы, затем было слышно несколько глухих взрывов (видимо, ручные гранаты) и как зачастил и почти мгновенно захлебнулся какой-то пулемёт. Потом опять пошли одиночные выстрелы, которые постепенно стихли.
Все насторожились, и после некоторых раздумий Клаудия предпочла взять в машине бинокль и подняться на вершину ближайшего холма. Следом за ней полез наверх и я.
Сквозь окуляры оптики перед нами открылась пыльная долина посреди жёлтых холмов, с ровной полосой давно заброшенного аэродрома.
В конце расчищенного явно с помощью строительной техники длинного прямоугольника ВПП (судя по проросшему кое-где саксаулу, это был не бетон, а скорее опять покрытие из дырчатых металлических полос) стоял, уткнувшись носом в песок (носовая стойка была подломана), покосившийся четырёхмоторный бомбардировщик В-50, серебристый, с облезлым красным килем, опознавательными знаками ВВС США и эмблемой Стратегического Авиационного Командования той же заокеанской державы.
Судя по заменённой каким-то хитрым обтекателем хвостовой турели, эта «Крепость» была в варианте то ли разведчика, то ли заправщика.
При этом В-50 нёс многочисленные и явные следы то ли каких-то повреждений, то ли вдумчивой работы мародёров – кроме привычных дыр на потускневших серебристых поверхностях его фюзеляжа и крыльев светились внутренним набором куски отсутствующей алюминиевой обшивки, как правило, имевшие ровную, прямоугольную или квадратную форму. Кроме того, на бомбардировщике начисто отсутствовали и капоты двух из четырёх двигателей – это тоже мародёры постарались?
А ещё вдоль правого края взлётной полосы торчали остовы двух основательно раздербаненных С-47 и обгоревшие остатки ещё нескольких самолётов – тёмно-ржавые, неряшливые кучи обгорелого металла с торчащими кочерыжками пропеллеров и невообразимо деформированными деталями двигателей, по которым было сложно определить не только марку погибших летательных аппаратов, но даже и количество моторов – иди пойми, сгорел это один двухмоторный самолёт или два стоявших крылом к крылу одномоторника? Во всяком случае, определить подобные тонкости в бинокль, да ещё и с такого расстояния, было нереально.
Там и сям вокруг ВПП в живописном беспорядке стояло то, что осталось от когда-то брошенных автомашин, – бензозаправщики, джипы, трёхосные грузовики GMC и даже какие-то автофургоны. Большинство этой бывшей техники тоже несло на себе следы возгорания или стихийного разграбления.
Но основное действие в тот момент происходило дальше и правее этой полосы. Там же, судя по всему, и шла накануне беспорядочная стрельба.
Повернув бинокль в ту сторону, я увидел, что там, перпендикулярно главной ВПП, похоже, была вторая взлётка (а может, и просто широкая рулёжка), значительно короче и у́же основной. Причём, если специально не присматриваться, эту полосу издали можно было и вообще не увидеть. И кажется, холмы в конце этой полосы были не просто холмами. Как раз возле одного из них стояли несколько автомашин, многочисленные верблюды и мельтешили тёмные фигурки.
Рядом с нами на холме появился мужик на верблюде, уже привычного вида – весь в чёрном, нижняя часть лица закрыта тканью, за плечами маузеровская винтовка, на груди замысловатый, явно самодельный кожаный патронташ с вышивкой, на поясе кривой кинжал.
