В этот момент я подумал, что встреться мы с Фаик-пашой, и имея на каждую пехотную роту и сотню кавалерии по две таких картечницы, то еще неизвестно, чем бы закончилось это побоище, даже без помощи наших крылатых ангелов-хранителей. Всем ведь известно уничтожающее действие картечниц по плотным рядам кавалерии и пехоты, которыми наступали на нас турки.
Следом за Гвардейской бригадой из-за поворота дороги показались так же обмундированные и снаряженные полки Гренадерской дивизии, а за ними Кубанский отдельный пластунский батальон. Далее шла саперная бригада, за которой следовала кавалерия и артиллерия.
Чуть позже я узнал, что в распоряжении генерала Скобелева было двенадцать тысяч штыков, семь тысяч сабель, при трехстах картечницах Гатлинг-Горлова и сорока восьми четырехфунтовых железных орудиях Круппа – лучших полевых пушках на данный момент в мире.
Прошел час, прежде чем голова колонны дошагала до ворот крепости. Мы с моими офицерами вышли навстречу едущим впереди нее всадникам, среди которых генерала Скобелева можно было бы узнать по широкой окладистой бороде и таким же тусклым, как и его мундир, серо-зеленым эполетам. Еще один офицер свиты генерала носил бороду, а двое других были гладко выбриты, загорелы и имели вид людей бывалых и умелых.
– Здравия желаю, ваше превосходительство, – приветствовал я генерала. – Разрешите представиться – полковник Ковалевский, Александр Викентьевич, командир недавно сформированного Первого Горно-егерского полка и начальник гарнизона Баязета.
Генерал легко соскочил с белого жеребца. Вслед за ним спешились и остальные офицеры.
– Здравствуйте, Александр Викеньевич, – сказал он мне, – наслышан о вас, наслышан. В Эрзеруме только и говорят о вас и о вашем полке. А теперь я представлю вам моих спутников. Мой главный военный советник, полковник армии Югороссии Бережной Вячеслав Николаевич, мой главный политический советник, майор государственной безопасности Югороссии Османов Мехмед Ибрагимович, командир сводной гвардейской бригады, полковник Гриппенберг Оскар-Фердинанд Казимирович. Прошу, как говорится, любить и жаловать.
В ответ я представил прибывшим своих офицеров, включая полковника Исмаил-хана Нахичеванского, поняв, откуда взялись все эти новшества в Персидском корпусе. Надо будет хорошенько расспросить наших гостей, чтобы и мне не упустить чего-то важного.
– Но сейчас прежде всего о деле, – сказал генерал. – Солдат надо немедленно разместить под крышей, ну а уж кормежка у нас своя. Пробудем мы у вас три дня, так что не обессудьте, если будет немного тесновато.
– Никакой тесноты, – сказал я, – округа совершенно замирена, так что для большей части ваших солдат и офицеров приготовлены квартиры в городе, в домах бежавших от нашей армии турок. Я сейчас выделю офицеров, которые и разведут ваши части по квартирам. А вас, ваше превосходительство, вместе со штабом я попрошу быть моими гостями. Прошу проследовать в цитадель. Там для вашего корпуса приготовлены припасы. Передачу их в ваше ведение мы можем начать немедленно, как только закончим расквартирование.
Генерал Скобелев пожал мне руку.
– Замечательно, Александр Викеньевич, – сказал он. – Ну, что ж, за дело так за дело!
18 (6) ноября 1877 года. Константинополь
Сэмюэл Лэнгхорн Клеменс, более известный как Марк Твен, корреспондент газеты «Нью-Йорк Геральд»
Гераклит сказал, что невозможно два раза вступить в одну и ту же реку. То же самое можно сказать и про этот город. Мне вспоминается мой первый визит в Константинополь. Тогда я писал, что кроме живописности он не радует ничем, и что с той минуты, когда покидаешь корабль, и до самого возвращения на него не устаешь проклинать этот город. Грязь, зловоние, нищета…
Я не очень был рад перспективе возвращения в Константинополь. И действительно, с борта французского лайнера «Амазон» город выглядел примерно так же, как тогда – весьма живописным. Мечети, такие как Голубая мечеть и Сулеймание, выглядели такими же запущенными, как и в год моего первого визита. Вот разве что Святая София оказалась намного чище. Тут я увидел, что настоящий цвет ее стен – не серо-буро-малиновый, а именно красный. И на ее куполе вместо полумесяца гордо высился огромный православный крест, огненно-золотой под лучами осеннего полуденного солнца.
Еще одной приметой нового времени были большие военные корабли, стоявшие на якоре напротив бывшего султанского дворца Долмабахче, над которыми реяли белые флаги с синим косым крестом, указывая на их принадлежность к русскому военному флоту. Один из этих кораблей был огромным, странной конструкции, с высоким бортом, плоской, как поле для игры в гольф, палубой, и загнутым вверх, наподобие утиного клюва, носом. Этот корабль был больше любого другого, существующего где-либо еще в мире. Он был больше даже знаменитого «Грейт-Истерна».
В прошлый раз мы переправились на берег на борту турецкой лодки – каика. Теперь таких каиков в порту не было, хотя кое-где по пути сюда они нам и попадались. В этот раз «Амазон» пристал прямо к новехонькому пирсу, блиставшему чистотой.
Пройдя мимо солдат европейской внешности и в пятнистой форме, с надвинутыми на одно ухо зелеными беретами, пассажиры «Амазона» и ваш покорный слуга попали на паспортно-таможенный контроль, который мы все прошли безо всяких проблем. Таможенник, взявший у меня документы, был внешне похож на турка, одет в чистую отглаженную форму, и что совсем удивительно, не потребовал у меня бакшиш. Разговаривая со мной, он был доброжелателен, а когда пролистал мой паспорт, вдруг сказал:
– Простите, сэр, но вы не тот ли знаменитый писатель Марк Твен? Мне так нравится ваш «Том Сойер»! Добро пожаловать в Константинополь!
Приятно, не скрою, когда тебя узнают даже на другом конце света. Я спросил у него, где мне лучше остановиться. Таможенник порекомендовал мне новый отель «Ибрагим Паша» и на прощанье взял под козырек.
Закончив с пограничными формальностями, я вышел на улицу и осмотрелся. При этом нанятый мною тут же на пирсе носильщик-грек вез за мной тележку с багажом.
«Да, – подумал я, – теперь нужен глаз да глаз».
В тот раз невозможно было отбиться от нищих, которые постоянно хватали меня под руку и требовали бакшиш, а также торговцев в грязных одеяниях, напропалую пытавшихся всучить мне свои товары. Да и воров тогда тоже было предостаточно. В прошлый раз мне очень повезло в том, что я ночевал на корабле, и у меня было нечего красть.
Теперь же на улице было чисто и аккуратно. Прохожие практически все были одеты по-европейски, а не в ту грязную и пеструю одежду, как в мой прошлый визит. На некоторых прохожих, правда, были костюмы в национальном стиле, но тоже чистые и не очень поношенные. Уже позже я узнал, что появление на городской улице в непотребном виде, или другое нарушение общественного порядка, карается тут десятью-пятнадцатью сутками общественных работ.
У стоянки извозчиков, на столбе висел прейскурант с вполне разумными ценами. А рядом в небольшом банке пожилой грек менял деньги. С того моего визита я знал, что грекам верить нельзя. Но сумма, с учетом указанной комиссии, точно соответствовала тому количеству долларов, которые я менял.
